Весна Византии - Дороти Даннет Страница 63

― Можете не сомневаться, ― послышалось в ответ, ― что вы ничуть меня не потревожили, ибо сие попросту невозможно.

Николас ушел, но какое-то время еще выжидал в темноте коридора, прежде чем смог натянуть на лицо улыбку. Лишь после этого он вернулся к своим спутникам, и когда на следующий день он вновь увидел Виоланту, никто больше словом не обмолвился о ночном происшествии.

* * *

На паруснике, где имелась широкая супружеская постель, подобных сложностей у основных действующих лиц не возникало. Корабль, неся на борту все необходимые припасы, редко заходил в порты, и поскольку был мало приспособлен для морских сражений, старался избегать встречных судов. Некогда в этих местах процветало пиратство, ― ведь здесь пролегали пути кораблей, перевозивших рабов, меха и мед из Каффы, а также шелка, специи и индиго.

Но Венеция не стала рисковать своими галерами в этом году; и хотя Дориа принял все необходимые меры предосторожности, Черное море в этом месяце отличалось необычной пустынностью. Небольшие дельфины резвились в чистой воде. Рыбаки тянули сети и продавали свою добычу проходящим судам. Но хотя обычно со сходом льдов в эти воды устремлялись крупные суда с Запада, сейчас их нигде не было видно. Под угрозой войны торговля, как всегда, скрестила руки на груди и отступила. Никто не станет посылать корабли с товаром, если завтра они могут понадобиться для сражения или (упаси Боже!) для бегства. «Дориа» и «Чиаретти» равным образом снаряженные и для войны, и для торговли, оказались единственными большими кораблями в этих водах.

И не все были рады их видеть. В Синопе эмир закрыл доступ в свою гавань под предлогом якобы обнаруженной заразы на борту. Эти извинения звучали фальшиво: по всему побережью, где слухи распространялись со скоростью лесного пожара, уже давно было известно, что на галере путешествует внучатая племянница самого императора, а на паруснике ― Амируцес, его казначей. Поэтому, что бы там ни утверждали в Стамбуле, но никакой чумы на борту не было. Однако такой мудрый человек, как эмир, поддерживающий обе стороны попеременно, решил не рисковать понапрасну.

Присутствие Амируцеса было для юной Катерины постоянным источником раздражения. Он завладел вниманием Пагано. Он давал ей уроки, которые ничуть не интересовали новобрачную. Подобно «Чиаретти», парусник «Дориа» превратился в плавучий университет. Взирая сверху вниз на своих Язонов, Зевс, владыка жертвенного Овна, мог бы подивиться, чем заняты эти люди?! Неужели Геркулесу был важен этикет? Или дракону?

В Синопе галера вырвалась вперед. Парусник обогнал ее тремя днями позже и первым вошел в Самсун, дабы предупредить местных чиновников, что за ним следует корабль, у которого на борту чума.

Дожидаясь своего посланца, Пагано Дориа с неудовольствием заметил, что «Чиаретти» на веслах проходит мимо. Он вскоре обнаружил, что экипаж галеры и впрямь в полном комплекте, ― и все эти лица были знакомы ему еще по Модону. Равным образом и ватерлиния оказалась на месте… Майкл Кракбен, капитан парусника, судя по всему, знал, как можно проделать такой фокус; и ему это показалось забавным… Галера даже не сделала попытки зайти в Самсун.

Заканчивался месяц март, и до Трапезунда оставалось еще пять дней пути. На обоих кораблях священники взглянули на календарь и отвели в сторонку своих хозяев. Если не случится чего-то непредвиденного, они прибудут к императорскому двору как раз во время Пасхи. Так ли это необходимо? Все постоялые дворы будут забиты, купцы заняты своими делами, император и его присные ― поглощены церемониями… Никто и не заметит прибытия нового генуэзского консула и флорентийского посланца. Да и как после трех недель в открытом море они смогут войти в порт при должном параде и великолепии?

Николас заметил на это:

― В Слёйсе фландрские галеры делают это каждый год. Нужно просто вычистить весь корабль за день до прибытия. Главное ― не лениться… ― Команда из двух с половиной сотен человек, объединенная общим репертуаром чрезвычайно похабных песенок, сочиненных специально для них хозяином корабля, в едином порыве принялась выкрикивать в его адрес ругательства, но покорилась настойчивости Николаса.

Чуть позже, когда они обедали в каюте, Легрант заметил:

― Если мы задержимся, Дориа прибудет первым, и выглядеть они будут лучше нашего. В этом отношении парусникам всегда проще…

― А мне казалось, что в Трапезунде гавань наподобие римской, ― заметил Николас. ― Ему ведь придется войти туда на веслах.

― Все равно, он будет выглядеть отлично.

― Ксенофон, ― неожиданно произнес Николас и сурово оглядел всех собравшихся. ― Не скажу, что я им восхищаюсь, но после трех недель в обществе Диадохоса могу сказать с уверенностью, что знаю его, как собственного брата. Так вот, когда Ксенофон со своими войсками проходил здесь, они все перепились местного меда.

― Две тысячи лет назад, ― заметил на это Тоби.

― Злые греческие пчелки, ― хмыкнул капитан Асторре, который всегда веселел в предвкушении доброй драки. Вершиной воспитательного мастерства принцессы Виоланты стала сцена земных поклонов в исполнении наемника, которые тому предстояло исполнять на императорских коврах.

Отсмеявшись, Асторре обратился к Николасу.

― Так что ты там удумал? Меда в марте еще не бывает.

Тоби также взирал на бывшего подмастерья, но с совсем иным выражением лица.

― Постой! А ну, постой-ка… Ты ведь уже все сделал? Что бы это ни было ― ты проделал это, не советуясь с нами?

Николас скривил рот, как заправская горгулья.

― Ну, просто кое о чем договорился, вот и все… В последний вечер путешествия генуэзские поселенцы из Керасуса пришлют на борт «Дориа» в подарок пару бочонков местного черного вина. То есть, конечно, оно будет не совсем от генуэзских поселенцев, но… Думаю, несложно будет вручить хозяину судно нечто одно, а матросам ― совсем другое. Это начисто сорвет им головы с плеч.

Капитан Асторре расхохотался, запрокинув голову, а затем направился к выходу, хлопнув Николаса по плечу.

― Славный мальчик, славный… Мне это нравится. А как только окажемся на берегу, вырвем девочку из когтей этого ублюдка и прикончим его. ― Он ухмыльнулся гнилыми зубами и вышел вон.

― Я вижу, ― заметил Юлиус, ― что наш бравый капитан заставил примолкнуть даже самого великого Николаса… Интересно, почему? Уж не забыл ли ты, пока строил все эти восхитительно забавные планы, что Катерина по-прежнему с этим негодяем Дориа? Боже правый, и как ты до такого додумался? Чтобы гребцы «Дориа» вошли в порт пьяными… Вот то-то мы его проучим! Он похитил дочь демуазель, лгал насчет меня и Бессариона, он поджег твой корабль и убил наших людей в Модоне, потом мы с Джоном чуть не расстались с жизнью в Константинополе… И это все, что ты смог придумать?!

В то время как Асторре по-прежнему обращался с ним как с ребенком, Юлиус видел перед собой взрослого мужчину. Николас побледнел, попытался ответить, но стряпчий неумолимо продолжал: