Мемуары фельдмаршала. Победы и поражение вермахта. 1938-1945 - Вильгельм Кейтель Страница 62

На этом основании я поручил Йодлю проработать необходимую диспозицию для объединенного командного состава ОКБ и военного министерства, перемещаемого в Берхтесгаден, чтобы незамедлительно переправить в Берхтесгаден все части под командованием генерал-лейтенанта Винтера (заместителя начальника оперативного штаба ОКБ), все еще остающиеся в Вюнсдорфе, и обеспечить на юге оперативное командование, в то время как командный штаб «Север» этим же вечером должен быть переведен в казармы в Крампниц, около Потсдама, куда также переместимся и мы двое с нашими ближайшими помощниками. Общее же командование до определенного момента должно остаться вместе с фюрером, все время поддерживать связь с рейхсканцелярией и, как и раньше, проводить ежедневные совещания. Подобные меры все еще оставляли нам возможность принять запланированное нами в самом начале решение, поскольку мы были полны решимости во что бы то ни стало отговорить фюрера от его навязчивой идеи погибнуть в Берлине. Йодль обязался известить генерала Венка, возможно по радио, о моем приезде и о предназначенном для него приказе; после чего мы расстались.

Я выехал прямо из рейхсканцелярии в сопровождении моего штабного офицера, майора Шлоттмана, и с моим никогда не унывающим шофером Менхом за рулем. Мы с огромными трудностями блуждали вокруг Науэна и Бранденбурга, поскольку на днях они подверглись воздушной атаке, после которой остались только безлюдные руины; прямая дорога на юг к штабу Венка была безнадежно перекрыта. В конце концов незадолго до полуночи мне удалось найти Венка в одиноко стоящем домике лесника. Отыскать это место нам удалось по чистой случайности, поскольку я встретил курьера на мотоцикле, который сначала проводил меня в штаб генерала Кёллера, а генерал Кёллер, в свою очередь, предоставил мне водителя, который знал лесные проезды к штабу 12-й армии.

В беседе с генералом Венком tête-á-tête, я обрисовал ситуацию, сложившуюся прошлым вечером в рейхсканцелярии, и дал ему понять, что моя последняя надежда вытащить фюрера из Берлина основывается только на успехе его прорыва к столице и соединения с 9-й армией. Я мысленно доходил даже до принудительного увода фюрера – если необходимо, то и силой – из рейхсканцелярии, если нам не удастся привести его в чувство, во что мне верилось с трудом после его вчерашнего ужасного поведения. Все зависит, сказал я ему, от успеха нашей операции, чего бы это ни стоило.

Венк вызвал своего начальника штаба, и я в общих чертах на карте обрисовал ему ситуацию вокруг Берлина, насколько я знал ее на предыдущий день; затем я оставил их наедине и приступил к ужину, накрытому в гостиной домика лесника, в это время Венк диктовал новый приказ для своей армии, о котором я попросил, чтобы забрать его обратно к фюреру. Примерно час спустя я вновь выехал с этим приказом для армии в своем кармане, пообещав по пути назад передать приказ Венка в руки генерала Кёллера, лично проинструктировать его, а также сегодня же ночью навестить его командиров дивизий. Я хотел употребить личное влияние на всех этих командиров частей и донести до них как особую важность поставленной перед ними задачи, так и то, что, если это не удастся, это станет для Германии дурным предзнаменованием. Венк был – и остался – единственным, кому были известны мои сокровенные мысли и мое намерение насильно вывезти фюрера из Берлина до того, как решится судьба столицы.

На рассвете, после утомительных поисков, я, наконец, добрался до командного пункта ближайшей к фронту дивизии, уже получившей приказ о наступлении в соответствии с измененной обстановкой и нашими намерениями. Дивизионного командира я нашел немного позади, в деревне, в то время как где-то вдалеке были слышны звуки битвы. Я потребовал, чтобы он немедленно сопроводил меня в его самый передовой полк, с тем чтобы он оказал свое личное влияние на войска, и потому что я сам хотел поговорить с командующим полком.

Эта была дивизия, сформированная на днях в столице из частей и командиров трудовой службы рейха. Естественно, это не было закаленное в боях подразделение, но его офицеры и солдаты были необычайно воодушевлены; и их командиры были весьма энергичными и опытными солдатами, чувствовавшими себя более чем уверенно во главе своих войск, а не на тыловых командных пунктах, поскольку только своим личным примером они могли компенсировать недостаток боевого опыта и уверенности в подчиненных им офицерах. После того как я убедил полевых командиров в важности их задачи, и своим собственным присутствием, и убедительной речью, я ненадолго заехал в штаб генерала Хольсте по пути назад в Крампниц; он отвечал за безопасность линии реки Эльбы, не позволяя американцам форсировать ее с запада. Мы с Хольсте – моим старым полковым другом из 6-го артиллерийского полка, за чей энтузиазм и жизнелюбие я мог поручиться, – подробно обсудили сложившуюся ситуацию, и я особенно подчеркнул важность его роли, совершенно необходимой для успеха действий 12-й армии (которой я тотчас же подчинил его): Хольсте был абсолютно уверен на основании лавины докладов, поступавших от войск и от фронтовой разведки, что американцы еще не приступили к подготовке к наступлению на восток через Эльбу.

Примерно в одиннадцать часов утра [23 апреля 1945 г.] я прибыл в Крампниц – конечно же смертельно уставший – и после консультации с Йодлем прибыл в рейхсканцелярию на доклад к фюреру. Поскольку мы получили приказ явиться к нему в два часа, то мне впервые удалось вздремнуть на час.

В противоположность вчерашнему, фюрер был очень спокоен, и это вдохнуло в меня новые надежды достучаться до него и убедить его забыть свой злосчастный план. После того как генерал Кребс обрисовал обстановку на Восточном фронте, которая не стала заметно хуже, а Йодль доложил ситуацию на остальных фронтах, я конфиденциально доложил ему – присутствовали только Йодль и Кребс – о моем визите на фронт.

Прежде всего я передал ему приказ Венка 12-й армии; фюрер внимательно изучил его и оставил у себя. Хотя он и не высказался на этот счет, у меня возникло ощущение, что он был совершенно удовлетворен. Я подробно рассказал ему об итогах моих переговоров с командирами подразделений и о моих впечатлениях, полученных на месте. Тем временем поступили новости об успехах наступления, предпринятого армейским корпусом генерала Кёллера на северо-восток к Потсдаму. Фюрер осведомился, установлена ли уже связь между ними и 9-й армией, на что я ничего ответить не мог. Генерал Кребс также не имел никаких донесений о действиях 9-й армии, чья радиолиния прослушивалась радиоузлом рейхсканцелярии. Кребсу вновь было приказано, чтобы 9-я армия установила контакт с 12-й армией и очистила от вражеских сил территорию между ними.

В конце я вновь попросил о личной беседе. Но фюрер сказал, что он хочет, чтобы Йодль и Кребс также присутствовали на ней; мне тут же стало понятно, что он намерен оказать то же самое сопротивление, что и раньше, только в этот раз при свидетелях. Моя повторная попытка заставить его покинуть Берлин была категорически отвергнута. Но в этот раз он объяснил мне свои причины с абсолютным спокойствием: он заявил, что знание о его присутствии в Берлине вселяет в его войска решимость стоять насмерть и удерживает людей от паники. К сожалению, теперь это было необходимым условием успеха операций, выполняемых в настоящее время по освобождению Берлина, и последующего сражения за сам город. Только одна-единственная сила еще способна дать хоть какую-то надежду на реализацию этого успеха, который все еще был возможен: это была вера людей в него. Поэтому он должен сам командовать сражением за Берлин и бороться до конца. Восточная Пруссия удерживалась так долго только потому, что его штаб находился в Растенбурге; но фронт рухнул сразу же после того, как потерял поддержку в виде его личного присутствия. Та же судьба ждет и Берлин; поэтому он никогда не изменит своего решения, не нарушит своей клятвы, данной им армии и жителям города.