Волжский рубеж - Дмитрий Агалаков Страница 61

Когда русская армия перешла Балканский хребет, победоносно двинулась на юг и была уже на подступах к Софии, количество виселиц с казненными болгарскими патриотами увеличилось вдесятеро. Но разведчиков только прибывало.

Вот одно из писем болгарского агента офицеру русской разведки:

«Господин Симидов! Я побывал в Гинци и послал людей в Софию, которые отвезли уголь. Одного поймали и повесили. У него жена и трое детей. Нам нужно обеспечить его семью. В Софии семь-восемь тысяч турок. Есть укрепления за городом, в частности, выше моста по дороге к Орхание. Там, на высоте, установлены орудия. Войсковой части дают по восемь-десять хлебов в день. В Алкали нет ни войск, ни орудий. До ночи буду ждать человека из Новачене.

Выто Петров».

Но никакие казни уже не могли напугать софийцев, разве что прибавить неискоренимой ненависти болгарских славян к захватчикам-мусульманам, а еще – надежды на справедливое возмездие.

Двадцатого декабря, морозной ночью болгарский проводник вызвался провести русских к наиболее выгодным позициям для штурма, к Кумарице. С ним и двинулась колонна генерала Вельяминова. В эту же ночь комендант Софии Осман Нури-паша решительно запаниковал. Он вызвал к себе среди ночи всех иностранных консулов.

– Господа, – сказал он, – русские близко, и сегодня же ночью я решительно намереваюсь сжечь город. Обещаю выделить вам тридцать подвод для эвакуации. Вы согласны?

Консулы хмуро переглянулись. Туркам было чего бояться!

– Нет, господин главнокомандующий, – ответил итальянский консул Вито Позитано. – Мы не согласны. Сжигать город только из-за того, что вы не можете его удержать, преступно. Это прибавит еще большей паники. Стоит подумать о людях – и о болгарах, и о подданных великого султана.

Он знал, о чем говорил. Болгары, чьи сердца уже торжествовали, ждали русских как манну небесную, просто старались не выражать своих чувств. В пригороде для слуха болгар страшно и сладко гремели русские пушки. Но пока что болгары могли обниматься и плакать от счастья только дома. А вот турки и прочие мусульмане уже предчувствовали страшную беду. Окрестности Софии уже наполнились не знающими куда бежать, охваченными паникой иноверцами. Только в центре города поддерживался хоть какой-то порядок. Консулы понимали, что теперь надо связаться с лидерами болгарского освобождения и сохранить город от грабежей и произвола. Турки в Софии, это видели все, более хозяевами не были.

– Как хотите, господа, – сухо ответил Осман Нури-паша, – я вас больше не задерживаю.

В эту же морозную ночь он сбежал с казной, оставив полные склады оружия и провианта и бросив на произвол судьбы своих раненых солдат, которых то и дело доставляли из пригородов после ожесточенных схваток. Нури-паша даже не предупредил свои части. Они уходили вразброд, не зная, сражаться им или просто бежать. Под селом Горни-Бобров османы даже отчаянно атаковали войска генерала Вельяминова, но он успешно отбил атаку.

Это был конец для турок в Софии.

Уже утром, узнав о бегстве ненавистного Нури-паши, болгары разбили склады и вооружились. Йорданка Ангелкова открыла ворота тюрьмы Черна-Джамия, и оттуда хлынули дожидавшиеся казни софийцы. Сотнями болгары устремились в пригород, к русским позициям, издалека крича: «Братушки, София ждет вас!» Именно так, «братушками», они называли своих долгожданных освободителей, которые столько натерпелись и настрадались за их свободу.

Когда по северной дороге в город вошел казачий отряд есаула Тищенко, в пяти верстах от города вестовой влетел в небольшой домишко, где был штаб генерала Гурко.

– Ваше сиятельство, София взята! – с порога выкрикнул он.

Гурко встал из-за стола, набросил шинель и, слова не сказав, вышел из дома. Вскочил на коня и один, без своих офицеров, которые вслед одевались и спешно садились на коней, рванул по дороге, по которой уже бодро топали русские полки, к Софии.

А ведь его ждали, героя этой войны, освободителя, и он знал об этом! У главных Софийских ворот было не пройти. Генерала ждали его офицеры и солдаты, только что вынырнувшие из боя, счастливые болгары. И когда он подлетел на коне к огромному скоплению людей, военных и гражданских, и все расступались, пропуская его, народ уже рукоплескал полководцу и кричал: «Ура!»

А потом Осип Гурко поднял руку, и все смолкли.

– Сегодня я вступаю во второй великий болгарский город! – привстав на стременах, громко, по-командирски сказал Гурко. – Первым была ваша столица Тырново, вторым – София! Даст Бог, силой русского и болгарского оружия мы освободим и всю Болгарию!

А потом, в общем движении, генерал двинулся в столицу, и каждому хотелось коснуться стремени великого человека.

Один из свидетелей этого триумфа писал:

«Войска входили в город с песнями и развивающимися знаменами. Народ ликовал. Везде женщины, девушки и дети бросали из окон домов веточки самшита».

После тяжелейшего перехода и кровопролитных битв, даже несмотря на зиму, русским солдатам казалось, что они входят в Землю обетованную. И встречают их почти что ангелы…

На следующий день перед полками, выстроенными за городом, Осип Гурко сказал своим офицерам и солдатам:

– Взятием Софии завершился блестящий период этой войны – переход через Балканы! И я не знаю, чему больше мне удивляться: храбрости ли, геройству ли вашему в сражениях с неприятелем или выдержке и терпению, с которым вы переносили тяжкие невзгоды в борьбе с горами, стужей и глубоким снегом… Пройдут годы, и наши потомки, которые посетят эти суровые горы, торжественно и с гордостью скажут: здесь прошло русское войско, воскресившее славу суворовских и румянцевских чудо-богатырей!

«Этим полководцем, рожденным на земле Русской, Александр Суворов мог бы только гордиться!..» – напишут позже газеты о генерале Осипе Владимировиче Гурко.