Мачеха - Мария Халфина Страница 61

А большая любовь маячила где-то еще далеко впереди. Милочка не ждала трепетно ее пришествия, не загадывала, каким должен быть ее будущий избранник, не боялась ошибиться или пройти мимо настоящего. И когда это настоящее пришло, она не раздумывала и не сомневалась: а почему именно Саша? Ей даже в голову не приходило сравнить Сашу с кем бы то ни было.

Такие, как Саша, в жизни встречаются только раз.

Они сидят в клубе на лекции. Тема лекции очень интересная. Лектор говорит умно, образно, увлеченно. Но вот то ли в жесте, то ли в его интонации почти неуловимо проскользнуло что-то очень знакомое. Милочка хмурится, напряженно морщит переносье, пытаясь вспомнить. Вопросительно покосившись на Сашу, она встречает его прищуренный смеющийся взгляд: Райкин?! Нет, она не произносит этого слова, но Саша понял. Он утвердительно хмурится, и они оба сникают, мгновенно сраженные смехом.

По вечерам, когда Саша уходит «на заработки», Милочка часами сидит в библиотеке. В тишине маленького читального зала, склонившись над книгами, она вся уходит в работу. Окружающее исчезает, она перестает его ощущать. Вдруг, словно от толчка, она резко выпрямляется. На какое-то мгновение все в ней напряженно замирает. Не оборачиваясь, не глядя назад, она знает — в дверях стоит Саша.

…Поздним зимним вечером Милочка и Саша бредут по улицам уснувшего поселка. Завернув за угол школы, где вдоль изгороди дремлют в снегу молодые приземистые елочки, они вдруг останавливаются, изумленные, притихшие. С высокого столба, прямого и желтого, как восковая свеча, из серебряной воронки абажура на нетронутую пелену снега, на голубую хвою елочек льется конусообразный поток света. И в нем, наплывая из темноты, тихо, неторопливо, словно в полусне, кружатся снежинки. Но какие же это снежинки? Это большущие, пушистые, теплые бабочки, привлеченные светом, опускаются к подножию столба.

Милочка стоит, прислонившись виском к Сашиному плечу. Снегопад. Почему она раньше не замечала, какое это чудо — снегопад?..

Квартирный вопрос для молодых разрешился на редкость удачно. Старший сын доктора Артемьева переехал с семьей в город, и жена Артемьева Валентина Сергеевна сама предложила Саше и Милочке занять освободившиеся комнаты. В первой сложили плиту с духовкой. Саша соорудил раздвижную ширму, выгородилась крохотная кухонька и что-то вроде столовой. Вторая комната служила спальней и рабочим кабинетом.

Комнаты молодых от квартиры Артемьевых отделял коридор. Было очень удобно. Отдельная квартира, и в то же время достаточно перебежать коридор, чтобы очутиться в кухонных владениях Валентины Сергеевны, где из хозяйственной утвари имеется все, что твоей душе угодно.

Николай Иванович Артемьев, главврач поселковой больницы, два года назад вытащил Сашу из могилы, когда тот свалился с жестоким воспалением легких. Выхаживать Сашу помогала и Валентина Сергеевна: дежурила у его постели, когда ему было особенно плохо, носила передачи. Из больницы они забрали Сашу к себе и отпустили в общежитие окончательно поправившимся и окрепшим.

К ним, еще невестой, Саша привел Милочку, и она сразу же почувствовала себя у Артемьевых как дома. Правда, Николая Ивановича Милочка сначала немножко побаивалась, но только сначала. Немолодой, некрасивый, внешне неприветливый, он оказался самым красивым, умным и добрым человеком на свете. Именно таким представляла Милочка своего отца.

А в Валентину Сергеевну она влюбилась нежно и безоглядно с первой встречи. И не мудрено. Валентиной Сергеевной можно любоваться часами, когда она — большая, статная — плавно и легко ходит по комнате. Она вообще никогда не спешит, не суетится, а делает все быстро, ловко и как-то особенно красиво. Вещи в ее сильных ласковых руках становятся послушными и удобными. Не гремят, не падают, не разбиваются.

А как она умеет слушать! Внимательно, серьезно, с каким-то особенно глубоким, искренним интересом к чужому волнению. И всегда не просто с добрым человеческим участием, а с деятельной готовностью поддержать, помочь, принять на себя долю чужой беды. Очевидно, поэтому коммунисты-строители третий раз единогласно избрали ее секретарем цеховой партийной организации.

Артемьевы всегда рады людям, а людей влекло к ним будто магнитом. Особенно многолюдно и весело бывало у них в субботние вечера. К ним шли не ради выпивки и угощения. Собирались «на огонек» — потолковать, поспорить, послушать новую пластинку, самим попеть, а то и сплясать просто так, от доброго здоровья, от хорошего настроения.

Хозяевам не нужно было гостей развлекать, следить, чтобы кто-то вдруг не заскучал. Гости свои обязанности знали. Продукты приносили компанией. Один разжигал огонь в плите, другой чистил картошку, третий крутил мясо на котлеты или пельмени.

Мужчинам не возбранялось часами цепенеть над шахматной доской, любители могли перекинуться в подкидного. Женщины приходили с рукоделием, и чулки поштопать не плохо в приятной компании.

Такие вечера, без подготовки, без особых приглашений, в артемьевском кругу назывались «малыми бесятниками». Душой их была Валентина Сергеевна, гостеприимная, хлебосольная, неистощимая на всяческие веселые выдумки.

Вот она выплывает из кухни с большим блюдом дымящихся пельменей в руках. Под восторженные вопли оголодавших гостей идет она вокруг стола, дробно постукивая каблучками — королева в золотом венце тяжелых кос. Ну кто поверит, что она уже дважды бабушка?!

За ней в кухонном переднике, с поварешкой в руке — кудрявый веселый седой бес, давний приятель Артемьевых, хирург Аркадий Львович.

— Сорок лет хозяюшке?! Эх вы, лопухи зеленые! — кричит он, размахивая поварешкой. — Да что с вами говорить? Что вы понимаете? В двадцать лет баба — бутон, в тридцать лет баба — цвет, а в сорок лет баба — ягодка! Эх!! — И, сбросив передник, идет к Валентине Сергеевне целовать ручки.

С не меньшим удовольствием он целует и Милочкины ручки. Они стали друзьями сразу после первого знакомства. Спорили и пикировались, распевали дуэты, танцевали на потеху всей артемьевской компании липси и чарльстон. Аркадий Львович громко восхищался Милочкиными талантами, называл ее очаровательным вундеркиндом и майским ветерком. Сердечно относился он и к Саше. Только иногда Милочке казалось, что он как-то очень уже внимательно и серьезно посматривает на Сашу, словно тот не совсем здоров, но вдумываться в поведение Аркадия Львовича у нее не было ни времени, ни желания.

Первого декабря Артемьевы справляли годовщину свадьбы. Было чудесно, очень весело, тепло и немножко сентиментально. У Милочки защипало в носу, когда под требовательные вопли «горько» Николай Иванович поднялся и, взяв Валентину Сергеевну за плечи, сказал тихо и очень серьезно: «Спасибо, мать, за все!»

Милочка готовилась произнести тост, но у нее ничего не получилось. Вздрагивая влажными ресницами, она подняла бокал и, неожиданно для самой себя выпалила скороговоркой:

— Хочу, чтобы мы с Сашей прожили жизнь так же как Николай Иванович и Валентина Сергеевна!

И, оттолкнув стул, побежала с бокалом вокруг стола к Валентине Сергеевне целоваться.