Царствование императора Николая II - Сергей Ольденбург Страница 60

Менее мирно сошли рабочие выступления в Киеве (21–25 июля). Там во время забастовки в железнодорожных мастерских рабочие останавливали поезда, кидали камнями в полицию и войска; толпа била стекла в некоторых кварталах. Войска, появившиеся на сцене только на третий день беспорядков, дважды вынуждены были прибегать к оружию. В общем было убито 4 человека и ранено несколько десятков. Происходившие в том же июле (27–29) беспорядки в Елизаветграде, в Николаеве (август) были прекращены без человеческих жертв.

Другую значительную группу волнений, наряду с выступлениями рабочих, представляли собою протесты армянского населения против передачи имущества армяно-григорианской церкви в ведение властей. Мера эта была выдвинута В. К. Плеве по следующим основаниям: армянские церковные имущества, управлявшиеся лицами, назначенными армянским патриархом (католикосом), проживавшим в монастыре Эчмиадзине, давали крупные доходы, часть которых, по агентурным сведениям, шла на поддержку армянских национально-революционных организаций в России и в Турции. Желая это прекратить, В. К. Плеве представил государю проект передачи этих имуществ в управление казны (с тем, чтобы все выдачи на законные церковные и культурные потребности армянского населения удовлетворялись по-прежнему – но только под контролем власти). 12 июля был издан соответствующий высочайший указ.

Армянское население восприняло этот указ как попытку отобрать в казну его церковные имущества, как посягательство на его священные права, и во всех городах, где было много армян, наблюдались сцены, сильно напоминавшие то, что можно было видеть во Франции примерно в те же годы при описях церковного и монастырского имущества: толпы собирались вокруг церквей, не допускали совершения описей, бросали камнями в представителей власти. В Александрополе, Елисаветполе, Эривани, Баку, Тифлисе, Карсе, Шуше происходили (в июле – сентябре) столкновения, порою кровавые (так, в Елисаветполе было 7 убитых, 27 раненых). В итоге эти меры едва ли сильно повредили армянским революционным организациям, но восстановили против власти лояльную «толщу» армянского населения.

Особое место в ряду волнений 1903 г. занимают беспорядки в Гомеле (29 августа – 1 сентября). В этом городе евреи составляют большинство населения и уже и раньше проявляли умение постоять за себя. Так, еще в апреле 1897 г., вследствие слухов о готовящемся погроме, толпы евреев высыпали на улицы; и в результате получился процесс – об избиении нескольких русских солдат еврейской толпой. Суд признал, что произошла драка, виновников которой трудно определить, но приговорил 5 евреев к тюремному заключению за сопротивление полицейскому патрулю.

Вести о кишиневском погроме, рост революционного движения в рабочей среде, влияние Бунда, начавшего побеждать в Западном крае Независимую рабочую партию, – все это создавало нервное настроение и в Гомеле. 29 августа на рынке возникли пререкания между еврейскими и русскими рабочими, быстро перешедшие в драку. «В этой первой драке перевес был на стороне евреев», – отметило «Освобождение». 31 августа группы русских рабочих, желая «отомстить за поражение», направились в еврейский квартал и начали бить стекла и громить дома; пострадало 140 домов. Еврейская самооборона выступила, в свою очередь, энергично отбиваясь и отстреливаясь.

В город как раз возвращались войска из летних лагерей; до них дошли слухи о том, что «евреи режут русских», и первые их удары были направлены против тех домов, из которых отстреливались евреи. Это затем навлекло на власть обвинение в пристрастии. Волнения, впрочем, были быстро подавлены. Число жертв достигало: со стороны русских – 4 убитых, 5 раненых; со стороны евреев – 2 убитых, 9 раненых. Гомельские беспорядки, в отличие от кишиневского погрома, носили «встречный» характер, что отразилось и на составе подсудимых соответствующего процесса: евреев и русских было примерно поровну.

* * *

В тот самый день 17 июля, когда в Брюсселе открывался съезд социал-демократов, а в Одессе происходили массовые рабочие демонстрации, застигнувшие врасплох местные власти, – на другом конце России совершались события совершенно иного порядка: государь прибыл в Саровскую пустынь на перенесение мощей святого Серафима Саровского.

Саровские дни были значительным событием в жизни государя. Он живо интересовался личностью преподобного Серафима (старца-подвижника, скончавшегося в 1833 г.); когда Синод объявил о причислении Серафима Саровского к лику святых, государь пожертвовал большие средства на украшение обители, на сооружение раки для хранения мощей святого и на устройство торжественных празднеств по этому случаю.

Приготовления к торжествам длились более чем полгода; левая «легальная» печать по-своему выражала к ним свое отношение, храня полное молчание; заграничные издания, в том числе и «Освобождение», иронизировали по поводу готовившихся празднеств и доказывали, между прочим, будто канонизация преподобного Серафима незаконна, так как его тело не осталось нетленным…

Саровская пустынь расположена среди густых лесов, на рубеже Нижегородской и Тамбовской губерний, в сотне верст от ближайшей железной дороги. Около монастырской ограды, в предвидении большого числа паломников, были построены временные бараки на несколько десятков тысяч человек. Молва о торжествах разнеслась по всей России, и с самых разных концов стали собираться в Саров богомольцы и больные, жаждущие исцеления. Вместе с населением окрестных уездов, массами повалившим в пустынь – отчасти на богомолье, отчасти чтобы увидеть царя, – в Саров собралось не менее 300 000 человек.

Государь, обе императрицы, великие князья Сергей Александрович, Николай Николаевич и Петр Николаевич, другие члены царской семьи, митрополит Санкт-Петербургский Антоний, епископы Нижегородский, Казанский, Тамбовский прибыли в Саров к вечеру 17 июля. На следующее утро государь отправился пешком в скит, куда удалялся временами святой Серафим. Вдоль всей дороги теснились паломники, главным образом крестьяне, громко приветствовавшие царя. Днем, после богослужения в Успенском соборе, шествие проследовало в Зосимо-Савватиевскую церковь, где стоял гроб святого Серафима; государь, великие князья и архиереи подняли гроб и понесли его на носилках в собор. Это было уже вечером; по обе стороны шествия стояли ряды молящихся с зажженными свечами.

«Выйдя из церкви, – пишет участник торжеств, – мы очутились поистине в другом храме. Наполнивший монастырскую ограду народ стоял в благоговейном молчании; у всех в руках горящие свечи. Многие, стоя на коленях, молились по направлению к собору. Вышли за монастырскую ограду – там та же картина, но еще величественнее, еще грандиознее: там стоят еще большие толпы народа и также со свечами, иные держат целые пуки их. Было так тихо, что пламя свечей не колыхалось.

Тут был в буквальном смысле стан паломников. Среди масс народа стояли телеги и разных видов повозки с привязанными к ним лошадьми… Из разных мест доносилось пение. То кружки богомольцев и богомолок пели разные церковные песнопения. Не видя поющих, можно было подумать, что звуки пения несутся с самого неба… Минула полночь, а пение не умолкало».

На третий день торжеств, после литургии, говорил проповедь архиепископ Казанский Димитрий. «Уединенная подвижническая обитель превратилась в многолюдный город, – говорил он. – Всегда пустынный молчаливый лес Саровский полон ныне волнения и говора, движения и шума. Но это – не шум житейской суеты… Это могучий подъем и неудержимо сильное проявление сильного и здорового духа благочестия, которым живет и дышит православная Русь».