Брежнев - Леонид Млечин Страница 6

Шелест мог бы и сам догадаться. Леонид Ильич тоже не доверял Николаю Викторовичу и хотел не с его слов, а сам убедиться, на чьей стороне Шелест.

Подгорный сказал, что положение серьезное.

— Я понял, — кивнул Шелест, — Брежнев в разговоре со мной даже расплакался.

— На самом деле? — иронически переспросил Подгорный.

— Точно, — подтвердил Шелест.

— Ты этому не очень доверяй, — заметил Подгорный. — Помни пословицу: Москва слезам не верит.

С веранды второго этажа они увидели Брежнева.

— Ты только не подай вида, что знаешь, что он уже побывал у меня, — предупредил Подгорный Шелеста.

Брежнев опять завел разговор о том, как трудно работать с Хрущевым. Перечислил его ошибки. Сельское хозяйство превратил в свою монополию. Проводит бесконечные реорганизации в народном хозяйстве. Разделил партийные организации на городские и сельские. Пренебрегает вопросами идеологии, говорит, что это болтовня, а нужна конкретная работа…

Шелест повторил, что следует собраться всем вместе, высказать свое мнение Хрущеву.

— Я же тебе говорю, — не выдержал Брежнев, — кто первый об этом заикнется, тот будет вышвырнут из состава руководства.

Шелест выразительно посмотрел на Брежнева, затем на Подгорного. Николай Викторович вступил в игру:

— Довольно нам играть в жмурки. Я знаю о вашем разговоре с Брежневым. Ты, Петро, правильно пойми все, что делается. Надо выходить на пленум ЦК, а без мнения Украины и членов ЦК, которые от Украины избраны, этот вопрос решить невозможно. Всем известно, что украинская партийная организация имеет большой вес, да это и основная опора Хрущева. Поэтому тебе надо быть готовым откровенно, но осторожно поговорить со всеми твоими товарищами, входящими в состав ЦК КПСС, а их на Украине немало — тридцать шесть человек. Возможно, провести беседы с доверенным активом.

— Ради справедливого дела поговорить можно, — ответил Шелест, — хотя это очень рискованно. Но есть три человека, которым я не могу доверять. Это Сенин, Корнейчук и Иващенко. Они в частном порядке могут сейчас же все передать Хрущеву.

Ольга Ильинична Иващенко была секретарем ЦК компартии Украины (курировала отдел оборонной промышленности) и очень симпатизировала Никите Сергеевичу.

Иван Семенович Сенин с 1953 года был первым заместителем главы республиканского правительства. Хрущев и Сенин в юности учились в одной группе на рабфаке и с тех пор дружили.

Александр Евдокимович Корнейчук, известный драматург, Герой Социалистического Труда и академик, не занимал постов, но со сталинских времен входил в состав ЦК КПСС.

Брежнев заявил, что берется сам переговорить с Ольгой Иващенко:

— Я с ихним братом умею вести беседы.

— Леня, ты не бери на себя слишком много, — посоветовал Подгорный, — а то с треском провалишься.

Шелест поехал с Брежневым по крымским колхозам. Осмотрели знаменитый тогда колхоз «Дружба народов». Председатель колхоза Илья Егудин устроил обед на открытом воздухе. Выпили. Брежнев стал спрашивать, как присутствующие смотрят на разделение обкомов и облисполкомов на городские и сельские.

В октябре 1962 года Никита Хрущев направил в президиум ЦК записку «О перестройке партийного руководства промышленностью и сельским хозяйством». Он предложил разделить партийные органы на промышленные и сельскохозяйственные. Так в каждой области и крае вместо одного обкома появились два — один занимался промышленностью, другой — сельским хозяйством. Раздел власти проходил болезненно, породил интриги и склоки и вызвал лишь ненависть к Хрущеву.

Все уходили от прямого ответа на вопросы Брежнева. Егудин откровенно сказал:

— Да нам все равно, лишь бы не мешали, меньше вмешивались в наши дела и обеспечивали всем необходимым — за наши же деньги.

Брежнев рассчитывал услышать критику Хрущева, но присутствующие не пожелали вступать в опасные политические разговоры:

— Вы решали вопросы реорганизации партийных, советских и хозяйственных органов. Вы и решайте, как дальше быть.

На обратном пути Брежнев спросил у Шелеста: отчего же «народ молчит»?

— А почему вы в Центре молчите, если считаете, что делается что-то не так? — ответил вопросом Шелест.

Иващенко и Сенин отдыхали в Алуште. Брежнев, Подгорный и Шелест поехали к ним. Все вместе погуляли в парке. Брежнев пытался остаться вдвоем с Иващенко, но не получалось. А к обеду приехала дочь Хрущева Юля с мужем. Откровенный разговор стал невозможен.

За обедом Брежнев провозгласил тост за здоровье Никиты Сергеевича.

На обратном пути Подгорный ехидно осведомился:

— Ну как, Леня, поговорил с Ольгой?

— Проклятая баба, — буркнул Брежнев.

12 августа Шелест по телефону доложил Хрущеву о делах в республике.

14 августа ему позвонил Брежнев, попросил подробно пересказать беседу с Хрущевым.

21 августа в Киев прилетел Подгорный. Теперь уже забеспокоился Шелест — дело приобретает затяжной характер. Но если медлить, это может стать опасным. Выяснилось, что «Подгорный тоже недоволен бездействием и инертностью Брежнева, и вообще, заключил Подгорный, ненадежный он человек».

— Надо более решительно действовать, иначе нас могут предать, — сказал Николай Викторович.

— Кто же это может сделать? — спросил Шелест. Подгорный ухмыльнулся: он не питал иллюзий относительно партийного руководства страны.

— Когда вернусь в Москву, буду штурмовать Леню. Он трусит, — ответил Подгорный.

В середине сентября делегация во главе с Брежневым, которая ездила в Болгарию, сделала остановку на несколько часов в Киеве. Шелест встретил делегацию в аэропорту «Борисполь». Забрал Брежнева и привез в здание ЦК. Стал внушать:

— В дело посвящено слишком много людей, и промедление чревато большими неприятностями.

Брежнев уверенно ответил:

— Ты, Петро, не беспокойся. Мы принимаем все меры, но как подойти к решению этого дела, еще не знаем. Будем советоваться.

26 сентября, в субботу, в Свердловском зале Кремля собралось расширенное заседание президиума ЦК под председательством Хрущева. Обсуждался вопрос о семилетнем плане развития народного хозяйства. Многие присутствовавшие уже знали, что Хрущева намереваются убрать.

«Но пока что никто точно не знал ни сроков, ни самой формы исполнения задуманного дела, — вспоминал Шелест. — Даже сами организаторы находились еще в какой-то прострации, неуверенности и неопределенности».

Посему присутствовавшие демонстрировали Никите Сергеевичу полнейшую преданность и почтение. После заседания руководство страны в узком составе собралось в комнате президиума ЦК. Хрущев спросил:

— Ну как, товарищи, ваше мнение о проведенном мероприятии и моем выступлении?