Коко Шанель - Анри Гидель Страница 59

Единственным актером, который произвел впечатление на Габриель, стал Эрих фон Штрохайм, обладавший внешностью прусского юнкера, на которого неизменно нацеливались все монокли. Он приблизился к ней прерывистым шагом, наклонился с присущей ему жесткостью и сказал загробным голосом:

– Так вы… сколько я знаю, портниха?

Шанель быстро простит ему эту несколько высокомерную выходку, поняв, что он просто хотел сострить. А какая в нем выправка! Впрочем, Штрохайм как продюсер быстро остался в Голливуде не у дел из-за бредового размаха своих картин, которые оказывались все более разорительны для постановщиков. Последняя его картина «Хищники», которая так никогда и не вышла на экраны, длилась семь с половиной часов, а он не соглашался ни на малейшие сокращения! К счастью, его талант актера позволил ему заново начать карьеру, столь же успешную, как и предыдущая. Кто забудет «Великую иллюзию»?

Но что оставило Габриель равнодушным, так это голливудский люкс. Ей ли не знать, что такое настоящая роскошь? Когда один из пригласивших Коко велел покрасить в ее честь все деревья своего парка в синий цвет, она горячо поблагодарила его за внимание, но тут же выкинула эту причуду из головы. Ни огромные киностудии, которые она посещала, ни происходившие в ее присутствии съемки с участием тысячной мас-совки, повинующейся голосу мегафона, – ничто не могло поразить ее. Все масштабно, но и только! Вполне естественно, она много общалась с целой толпой голливудских звезд – таких, как Джордж Кьюкор, Клодетт Кольбер, Фредерик Марч или Сесиль Б. де Милль. Она встречалась также с Кэтрин Хэпберн, которая не сомневалась, что именно ей выпадет сыграть Габриель в музыкальной комедии. Сама же Шанель проявила особый интерес к художникам-декораторам и костюмерам кино, таким, как Митчелл Лейзен и Гилберт Адриан. Ведь если ей приходилось одевать танцовщиков «Русских сезонов» и комедийных актеров, игравших в пьесах Кокто, то опыта подобной работы с киноартистами у нее не было. Между тем ей не следовало забывать о цели своего вояжа. Для начала ею будут созданы костюмы для знаменитой Глории Свенсон – той самой, которая позже, в 1951 году, блистательно сыграет в картине «Бульвар в сумерках». А пока она сочиняет наряды для ее фильма «Сегодня вечером или никогда», сценарий которого был позаимствован у комедии, игравшейся на Бродвее. В своих «Воспоминаниях» голливудская звезда рассказывает, что эскизы создавались в Париже в два приема – до каникул и после. В эту пору она носила под сердцем ребенка, и за время каникул животик у нее заметно округлился. «Надев шляпку так, как всегда надевала ее во время примерок, маленькая необузданная Шанель бросала мне яростные взгляды, видя, что, когда я дефилирую в черном атласном платье до полу – истинном чуде, мерки для которого были сняты шесть недель назад, – мне в нем не слишком-то свободно». Нетрудно догадаться, чем в действительности было вызвано дурное настроение Габриель: она так реагировала на все, что связано с материнством.

Очень быстро оказалось, что инициатива «Царя Голливуда», как величали Сэма Голдвина, обречена на провал. У кинематографа собственные законы. Он в еще большей степени, нежели театр, нуждается в преувеличении эффектов, чтобы произвести впечатление на публику; между тем как женщина в костюме от Шанель – это сама трезвая элегантность; элегантность, которая не бросается в глаза с экрана. Между тем кинозвезда как раз должна выделяться из толпы актрис. Она должна заставить зрителя забыть об остальных, а для этого требуется нечто магическое, затмевающее с первого раза всех конкуренток. Кому захочется, чтобы звезда осталась незамеченной? В этих условиях стало очевидно, что творчество Шанель по самой своей природе не рассчитано на то, чтобы создать мишурный блеск актрисе. Доказательством тому служит хотя бы тот факт, что даже если фильмы, костюмы для которых создавала Шанель, получали благоприятные рецензии в прессе, сами наряды удостаивались лишь кратких комментариев. Ожидания, что они принесут успех картине, оказались сильно преувеличенными. Более того, с самых первых шагов Габриель по земле Америки противостояние между волей продюсера и устремлениями кинозвезд пошла по нарастающей, грозя перерасти в настоящую войну. Будучи реалистами, Голдвин и Шанель сошлись во мнении, что эксперимент лучше прекратить. Второго визита великой кутюрье в Голливуд так и не последовало. Но прежде чем вернуться в Париж, Габриель, которой было не занимать деловой хватки, искала встреч в нью-йоркском мире моды с целью расширить свое влияние. Она начала с того, что принялась обольщать двух американских императриц моды – директрису «Харперс базар» Кармел Сноу и владелицу журнала «Вог» Маргарет Кейс. Оказанный ей прием был тем теплей, что главными редакторами этих двух журналов были эмигранты из России: им ли не помнить, сколько сделала Габриель для их соотечественников! Не она ли, к примеру, пригласила на работу на рю Камбон великую княгиню Марию – сестру Дмитрия, кузину самого царя – возглавить ателье вышивки? Впоследствии Мария обосновалась в Нью-Йорке. Кстати, русская колония на Манхэттене была весьма значительной; некоторые из ее членов были хорошо известны в культурной американской среде, в особенности бывшие дягилевцы Леонид Мясин и Джордж Баланчин. Они блистали на сцене «Метрополитен-опера»; им аплодировали многочисленные соотечественники, оказавшиеся в изгнании, среди которых были и княгини (пусть не все – по крови), и великие князья, в той или иной степени утратившие свое состояние. С другой стороны, многочисленные американские клиентки Коко, узнав о ее визите в Нью-Йорк, почитали за честь пригласить ее к себе – разумеется, вместе с польской спутницей. Обеим подругам, для которых этот визит в Нью-Йорк был первым, довелось сделать немало удивительных открытий, о которых впоследствии поведает Габриель. Вот как-то раз случилось им обедать у одной жительницы Нью-Йорка, а на вечер они были приглашены в «Метрополитен-опера» на спектакль русского балета и боялись, как бы не опоздать. Что же сказала им на это хозяйка? «Не беспокойтесь, второй акт начинается не раньше десяти». Подруги с изумлением узнали, что таков обычай… Возмущенная Мися блистательно ответила, не обращая внимания на то, как отреагирует хозяйка:

– Мадам, а у нас в Париже зрители ждут танцовщиков, ибо те предъявляют в свое оправдание талант!

Однако во время спектакля спутница Шанель оказалась во власти стольких воспоминаний, нахлынувших на нее разом, что от волнения она была не в состоянии все это вынести. Мися шепнула на ухо Коко: «Поедемте скорей, я больше не могу…» Габриель стала извиняться – ведь ей ничего не оставалось, как проводить подругу. Но, видно, до самого смертного часа их нью-йоркская подруга будет убеждена, что высший шик по-парижски – это приехать на спектакль точь-в-точь к началу, а покинуть зрительный зал задолго до конца…

Само собой разумеется, Габриель не могла обойти стороной квартал в деловой части Нью-Йорка, аналогичный парижскому Сантье – там, где продают одежду и ткани. Но в первую очередь ее интересовали магазины, где продавались копии ее творений, а именно: «Сакс», «Лорд энд Тейлор», «Маси'з», «Блумингдейл». Излишне объяснять, что кроились они отнюдь не из тех тканей, что на рю Камбон. Габриель узнала, что после нескольких месяцев экспонирования они будут проданы за несколько долларов у Клейна, на Юнион-сквер. Там, в огромных залах, увешанных зеркалами, толпятся сотни женщин, выбирая и примеряя – на принципах самообслужи-вания – бесчисленные платья под присмотром нескольких служащих. И всюду развешаны таблички на всех языках, какие только встретишь в Нью-Йорке – от польского до идиш: