Жаркое лето 1953 года в Германии - Николай Платошкин Страница 58

Наконец, главным козырем Аденауэра была уже упоминавшаяся ратификация Парижского и Боннского договоров 19 марта 1953 года. В ходе парламентских дебатов по этому вопросу канцлер повторил свою излюбленную мысль о необходимости разговаривать с СССР в германском вопросе только с позиции силы. Лидер, входивший в правящую коалицию Германской партии, Х.-Й. фон Меркац совсем в духе Эйзенхауэра призвал к освобождению от СССР занимаемых им немецких территорий, включая ГДР.

Но, отправляясь в апреле 1953 года в Вашингтон, Аденауэр все же был крайне обеспокоен состоянием внутренней сплоченности западного лагеря. На этот раз канцлер считал опасность очень серьезной. Ведь к соглашению с СССР склонялась не ослабевавшая с каждым днем французская Четвертая республика, а популярный и опытный премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль. Фултонская речь этого человека в 1946 году ознаменовала начало «холодной войны». Заподозрить Черчилля в симпатиях к коммунизму не мог даже Аденауэр. Черчилль еще в 1952 году вынашивал идею созыва совещания «большой тройки» лидеров СССР, США и Великобритании, чтобы урегулировать осложнившуюся ситуацию в Европе и прежде всего в Германии. Несомненно, честолюбивый британец считал, что «молодые» политики в США и Великобритании наломали после 1945 года дров, и настала пора старому профессионалу экстра-класса вспомнить свои лучшие годы. И еще Черчилль хотел новыми мирными инициативами поднять престиж Британской империи, только что вынужденной расстаться со своей крупнейшей колонией — Индией.

Черчилль надеялся на позитивную реакцию в Москве после смерти Сталина, тем более, что новым главой внешнеполитического ведомства СССР стал его старый и хороший знакомый Молотов, с которым они когда-то выстраивали послевоенный облик Европы. Почти сразу же после смерти Сталина 11 марта 1953 года британский премьер направил секретное послание Эйзенхауэру с предложением прозондировать совместно или поодиночке готовность русских к встрече в верхах ^[203]. Однако Эйзенхауэр ответил отказом: он не хотел встречаться с новым советским руководством, чтобы не давать СССР дополнительных возможностей для «пропагандистского шоу» ^[204].

Как ни странно, в союзниках у Эйзенхауэра и Аденауэра был и МИД Великобритании, стремившийся представить политику нового советского руководства в черном цвете. Когда Молотов в беседе с британским послом 27 марта 1953 года предложил освободить содержавшихся в КНДР английских дипломатов, он встретил подчеркнуто холодную реакцию. В Форин офис новую политику СССР представляли даже более опасной, чем ранее, так как она может расколоть единый антикоммунистический фронт в Западной Европе, привыкшей видеть в Москве только ястребов. Британский посол в СССР Гаскойн был отозван в Лондон для консультаций.

Однако Черчилль был слишком опытным политиком, чтобы поверить антикоммунистическим «страшилкам» своего МИДа. Он считал отзыв посла неправильным и подготовил проект письма своего министра иностранных дел А. Идена (эту должность Иден занимал и в годы войны) Молотову с предложением об их скорейшей личной встрече. Переговоры старых знакомых, по замыслу Черчилля, «могли бы вывести нас всех с пути безумия и гибели» ^[205]. Если встреча на уровне мининдел прошла бы успешно, Черчилль и «Айк» (то есть Эйзенхауэр) могли бы присоединиться к переговорам. Однако Иден тяжело заболел и был вынужден оставить свой пост. Правда, Аденауэру не стало легче, когда он узнал, что Черчилль сосредоточил руководство Форин офис в своих руках. Британский премьер явно входил во вкус большой политики и стал видеть в германском урегулировании венец своей блестящей карьеры государственного деятеля. Черчилль вступил в контакт с Молотовым по дипломатическим каналам и, как он и ожидал, получил из Москвы обнадеживающие сигналы.

Перед Аденауэром вновь ясно замаячил «кошмар Потсдама», и он отправился в США с одной целью: не допустить контактов западных союзников с новым советским руководством на высоком или высшем уровне.

В США Аденауэр добился ряда видимых дипломатических побед, повышающих международный престиж ФРГ. 10 апреля 1953 года было подписано американо-западногерманское соглашение о сотрудничестве в области культуры. США вернули ФРГ 382 судна, принадлежавших ранее Германии и присвоенных американцами в счет репараций (хотя непонятно, каким, собственно, разрушениям в годы войны подверглись США). 3 июня 1953 года по итогам визита канцлера в США в Бонне было подписано соглашение, вводившее в силу (с некоторыми коррективами) договор о дружбе, торговле и мореплавании между США и Германией 1923 года.

Таким образом, еще до официального вступления в силу Общего договора США демонстрировали всему миру суверенитет ФРГ.

Но главной целью визита была координация позиций Вашингтона и Бонна в отношении постсталинского советского руководства. На беседе 7 апреля Даллес спросил Аденауэра, что он думает относительно «новой русской ситуации» с учетом имеющейся у немцев информации, которой не располагают США. Канцлер не заставил себя просить дважды и заявил, что советские мирные инициативы последнего времени свидетельствуют о том, что наследникам Сталина нужна передышка для укрепления своих внутриполитических позиций. Агрессивная же сущность Советского Союза не изменилась, о чем говорит строительство в «восточной зоне» (то есть ГДР) аэродромов для современных советских реактивных истребителей, способных достичь Бонна за 20 минут. Поэтому Запад должен продолжать наращивание своих вооружений. Отсюда Аденауэр плавно перекинул мостик к наиболее волновавшей его проблеме. ФРГ, мол, готова немедленно поставить под ружье 60–70 тысяч добровольцев, но эти бывшие солдаты и офицеры вермахта удручены тем, что их боевые товарищи до сих пор томятся в тюрьмах западных союзников как военные преступники (на май 1953 года американцы держали в заключении на территории ФРГ 304 немецких военных преступника). Особенно заботила канцлера судьба наиболее видных деятелей гитлеровского режима, содержавшихся под контролем четырех держав в тюрьме Шпандау (Западный Берлин). Речь шла о Гессе, адмиралах Денице и Редере, министре вооружений и любимце Гитлера Шпеере, бывшем министре иностранных дел фон Нейрате и руководителе «гитлерюгенда» фон Ширахе. Аденауэр предлагал проверить миролюбие нового советского руководства, предложив русским смягчить режим содержания и освободить старых и больных узников Шпандау. Условия в Шпандау действительно были «страшными»: так, Рудольфу Гессу не нравилась гречневая каша, которой его кормили советские охранники. Даллес предпочел не отвечать на эту просьбу Аденауэра, хотя верховный комиссар США в Германии Макклой и раньше проявлял заботу о нацистах в Шпандау.

В свою очередь, Даллес потребовал от ФРГ увеличения расходов на содержание американских войск в Европе, пообещав взамен надавить на французов, чтобы заставить их быстрее ратифицировать Парижский и Боннский договоры.

На встрече с Эйзенхауэром 7 апреля Аденауэр заверил президента США, что на стороне Вашингтона стоит не только ФРГ, но и все немцы в Восточной Германии. Канцлер с удовлетворением констатировал, что отношение американцев к мирному наступлению СССР является правильным, то есть холодно-выжидательным. Это был главный результат визита, и Аденауэр покидал Америку с «чувством глубокого удовлетворения».