История журналистики Русского зарубежья ХХ века. Конец 1910-х - начало 1990-х годов - Владимир Перхин Страница 57

А каких действительных или возможных союзников на востоке теряют англичане и французы благодаря союзу с Советами? Турция, как сообщалось одно время, ставила заключение своего союза с Англией в зависимость он заключения англо-русского пакта. Во всяком случае, она желает и приветствует его. Польша и Румыния заявили о своем согласии на него. Остаются Венгрия, Югославия, Болгария. Но отношение этих стран к англо-французскому блоку диктуется, конечно, не той или иной позицией Советов, а или их симпатиями к Германии (как у Венгрии), или страхом перед ней.

Некоторые из противников англо-франко-русского пакта возражают против него с точки зрения защиты демократии. Англия и Франция, говорят они, в борьбе с германско-итальянской «осью» подчеркивают необходимость защиты свободы и демократии и в то же время в качестве союзника привлекают злейшего врага и демократии, и свободы, представителя наиболее, быть может, жестокого из всех существующих тоталитарных режимов. Какой чудовищный парадокс, какая профанация идей свободы и демократии!

Франция и Англия в основу своей международной политики, как они это много раз заявляли, кладут в настоящее время совсем не борьбу идеологических блоков. Их основная цель – сохранение мира, создание барьера против новых захватов «агрессоров». Для осуществления этой цели они пытаются объединить наибольшее количество государств, совершенно не руководствуясь соображениями о том, какой режим существует в той или иной стране. Им важно прежде всего оздоровить международную атмосферу, отравленную в настоящий момент, с одной стороны, стремлением к насилию над слабейшими, а с другой – паническим страхом перед силой, не считающейся ни с чем. На этом основании привлекли они в свою орбиту и Польшу, и Румынию, и Турцию, режимы которых, конечно, нельзя поставить наравне с советским, но которые тоже весьма далеки от демократии. На этом же основании они пытаются привлечь и Советскую Россию. Это – во-первых. А во-вторых, даже с точки зрения борьбы за демократию, союз Англии и Франции с Советской Россией, Польшей, Турцией и т. д. при ближайшем рассмотрении не так уже парадоксален. Пока Англия и Франция – две великие европейские демократии – продолжают играть прежнюю роль, тот особый, европейский климат свободы и уважения к человеческой личности, который дорог нам, как демократам и европейцам, продолжает существовать, каковы бы ни были потери и поражения демократии в целом ряде стран. Ныне из великих европейских стран только эти две «ручаются» за Европу и ее культуру. Сохранение их значения и влияния – не в силу какого-то специфического англо– или франкофильства, а во имя охраны человека и человечности – неизмеримо важно. Победа Германии и Италии в той международной кровавой схватке, которая, может быть, предстоит Европе, означает гибель дорогой нам европейской культуры, уничтожение – полное и повсеместное – свободы и прав человека, распространение на всю Европу единой тоталитарной системы удушения. Наоборот, победа Англии и Франции – в союзе с кем бы то ни было – есть сохранение духовного достояния не одних только этих стран, но европейского человечества вообще.

Говорят и другое: Советская Россия, союзница западно-европейских демократий, – Троянский конь в их крепости. Проникнув сюда под личиной друга, она поведет здесь свою обычную политику разложения и взрывания изнутри, она внедрится сюда со своими агентами ГПУ, со своими методами действия. Пример перед глазами: «помощь» Советской России республиканской Испании, главным образом и приведшая к гибели республиканского фронта.

Мы отнюдь не закрываем глаза на опасности, которые могут принести с собою «данайцы». Мы совсем не хотим изображать тройственный пакт как некую идиллию. Мы не прониклись доверием к Советской власти. Уже выше говорили мы, что даже теперь трудно сказать, какие цели в действительности она преследует. За всем тем, однако, Франция и Англия – не Испания. В Испании шла гражданская война; правительство было дезорганизовано и слабо; отдельные слои населения, враждебные Франко, враждовали часто и между собою. В этой привычной для них сфере внутренней междоусобицы представители Советской власти плавали, как рыба в воде. Там они легко могли заводить свои ГПУ и практиковать свои методы. Совсем другую обстановку и другое умонастроение они найдут здесь. Эту сторону советской «помощи» здесь хорошо знают и имеют достаточно силы ее парировать. Но если опасность и есть, чего мы не отрицаем, то это все же лишь возможная опасность, тогда как нападение тоталитарных держав «оси» – опасность действительная и несомненная. Советские «деятели» могут нести с собою опасность разложения. Но не большей ли опасностью грозит поражение? Что произойдет во Франции, а, может быть, и в Англии в случае победы германо-итальянского блока? Какие стихии могут тогда разыграться здесь? Кроме того, эта опасность, которой может грозить союз с Советской Россией, возникнет лишь в случае войны. Но союз этот, усиливая мощь мирных стран, может прежде всего предотвратить самое возникновение войны.

Наконец, последнее возражение – самое тяжкое. Вы здесь, говорят сторонникам англо-советского пакта, сидя в относительном европейском уюте, далекие от современной российской действительности, «желаете» англо-франко-советского союза, который, как вы надеетесь, предотвратит войну, но может и вовлечь Россию в мировую схватку. И в этой схватке вы «желаете», чтобы Советская Россия оказалась в конце концов в стане победителей. А там, в России, народ, если и думает о войне, то только, как о средстве избавиться от ненавистной власти, и готов идти на какое угодно поражение, отдаться кому угодно, лишь, бы уйти из-под власти Сталина и его «аппарата».

Мы не можем отрицать, что из России доходят сведения, которые говорят о таких настроениях. Нередко приходится слышать, что внутреннее пораженчество не выдумка, а трагическая действительность. Однако и здесь мы должны сделать поправку на наше незнание подлинного настроения населения России. Но даже если бы это было и так, мы все же не можем во имя России и ее интересов думать иначе, чем думаем.

Мы хотим прежде всего мира – мира достойного, мира свободных людей, а не рабов. Но если несмотря на все усилия мирных держав, война все же вспыхнет, мы хотим, чтобы Россия не была разбита. Но не может ли это временно укрепить Советскую власть, отдалить часть ее падения и тем увеличить страдания населения? Мы думаем иначе: народ, ощутивший свою силу в борьбе с внешним врагом, более способен к борьбе за свои права и внутри страны, чем народ, деморализованный поражением. Однако мы должны признать, что возможно и первое предположение. Но и при этом предположении иначе ответить не можем. Ибо власть – преходяща и случайна, как бы мучительно долог не казался ее век тем, кто терпит ее жестокости, – сама же Россия для нас в своей самоценности не преходяща.

Никто, конечно, не смеет бросить и тени упрека тем, кого страдания, нами не пережитые, привели к такому безвыходному, «пораженческому» душевному состоянию. Но аргументом, в политическом споре эти страдания служить не могут. Для нас ясно, что в этом случае люди, уходя в ужасе от огня, бросаются в полымя. Бессильные сбросить с себя невыносимое ярмо Советской власти, они ждут «освобождения» от немецких, японских и т. д. завоевателей. Но победа этих завоевателей принесет лишь горшее рабство, ибо с Россией они поступят так же, как поступают ныне с Чехией. Если бы население России в большинстве действительно было настроено пораженчески, это было бы самоубийством России, добровольным согласием ее на расчленение, распад.