Кольдиц. Записки капитана охраны. 1940–1945 - Рейнхольд Эггерс Страница 57

Между 14 и 16 февраля имели место три очень сильных воздушных налета, два британских налета ночью и американский налет днем, на Дрезден – город, который до сих пор оставался нетронутым бомбежками. Жена коменданта, беженка из Силезии, в то время жила в городе со своим малышом в доме нашего казначея. Казначей отправился на помощь, но был застигнут вторым налетом. Ему едва удалось добраться до дома сквозь пламя и разрушения. Он вернулся в Кольдиц, и на следующее утро молодой паренек из его штата отправился в Дрезден на грузовике, пробрался в город, нашел женщину и ребенка и привез их в замок.

Мой секретарь тоже попросил увольнения, чтобы поехать в Дрезден и помочь своей семье. Добравшись до дома, он обнаружил лишь обгоревшие развалины, а в подвале – свою погибшую семью и тела еще нескольких человек. Он сказал мне, что на старой рыночной площади в Дрездене трупы сваливали в огромные кучи и сжигали огнеметами. Внутренняя часть города была полностью уничтожена; для предупреждения распространения инфекции ее огородили, не пропуская даже тех, у кого остались там родственники и недвижимость. Несколько подъездных улочек попросту замуровали. Многие офицеры штаба военного округа номер 4 в Дрездене были убиты вместе со своими семьями. Люди в городе были деморализованы вплоть до открытых насмешек над офицерами, имевшими смелость по-прежнему носить гитлеровскую форму.

Во время налета Дрезден был наводнен беженцами с востока, вереницами повозок, направляющихся в желанную безопасность в Центральной Германии, прочь от русских. Им негде было спрятаться. Все парки и улицы были полны. Им было некуда идти. Зажигательные бомбы подожгли асфальт дорог, и они сгорели там, где и стояли. По оценкам, в этом воздушном налете погибло между 100 000 и 300 000 человек – по крайней мере в два раза больше, чем в Хиросиме.

24 февраля Гитлер снова говорил с нацией. «Не сомневайтесь, – сказал он, – национал-социалистическая Германия будет вести войну, пока чаша весов истории не склонится, как это и будет, в этом же году. Никакая сила на земле не ослабит нас. Этот еврейско-большевистский всемирный крах, вместе с его западными, европейскими и американскими сторонниками, можно встретить лишь одним-единственным ответом, фанатизмом, самой непоколебимой решительностью и всеми нашими последними силами – все это мы должны бросить на чашу весов в последнем усилии, каковое Бог в своей снисходительности дарует всякому, кто черпает из своих последних ресурсов, спасая свою жизнь в самый трудный час». Кроме того, он напомнил своим слушателям следующее: «Товарищи по партии, двадцать пять лет назад я объявил о победе движения. Сегодня я предрекаю, вдохновленный верой в наших людей, что, в конце концов, Германия победит».

26 февраля из офлага 4D, Эльстерхорст, расположенного примерно в шестидесяти милях северо-восточнее Кольдица, эвакуировали 5000 пленных французских офицеров. Они обрушились на город и лагерь Кольдиц, словно орда варваров. Как они жили в течение нескольких дней марша, я не знал. Прежде чем приступить хотя бы к попыткам раздобыть им что-нибудь поесть, я выбился из сил, стараясь впихнуть 1500 из них в замок Кольдиц, согласно приказу.

Они пришли, как любые другие беженцы, – неся самые ценные вещи на спине, толкая их перед собой по подмерзшей грязи в тачках, колясках, самодельных повозках или «колесницах». За собой они волокли небольшие тележки. Может быть, вы подумали, что все это были лишь вещи первой необходимости? Далеко не так! Уже в ходе очень поверхностного обыска у ворот Кольдица мы нашли два радиоприемника и великолепную коллекцию инструментов. Должен признаться, я не мог не восхититься преданностью энтомологии офицера, чью коллекцию приколотых мотыльков и бабочек я позволил ему пронести с собой в замок. Этих нежданных и скорее незваных гостей мы расквартировали повсюду, где только оставалось свободное место на полу, на кучах соломы на полу и хорах в часовне. «Местных обитателей» мы сконцентрировали в наименьшем возможном пространстве в подвальном здании на западной стороне их двора, в результате чего нам все-таки удалось расположить все 1500 дополнительных заключенных под крышей.

К общему восторгу (включая и наш), однажды вечером прибыл огромный грузовик, нагруженный едой, – посылки с провиантом, отправленные Международным Красным Крестом по автодороге. Отвечавший за груз датский доктор сказал, что прибыл из Гамбурга с приказом доставить пропитание заключенным офлага 4С. Мы поинтересовались, должны ли недавно прибывшие пленные из 4С разделить с ними эту манну небесную. Датчанин призадумался и сослался на букву приказа – провиант для заключенных в 4С, Кольдиц. Вопрос разделения этой неожиданной удачи с их французскими товарищами, очевидно, жарко обсуждался в британских помещениях. Под конец было решено оставить «распределение» той доли продовольственных посылок, каковую они сочтут нужной, отдельным столовым.

Спустя пару ужасных недель, с двумя тысячами умирающих с голоду людей на наших руках, 500 французов были переведены дальше в Зайтхайн. Большая часть их вещей отправилась грузовиком. Этот караван машин представлял собой изумительную коллекцию развалин, которые мы наскребли и собрали для этого случая. Грузовики шли на древесном газу, и мы изрядно попотели, даже чтобы их завести, – нам приходилось толкать их вниз по склону холма, а иногда, если они не заводились с первого раза, катить обратно вверх и оттуда снова вниз.

Количество посылок с провиантом и топливом в течение всего февраля стабильно сокращалось. Служебные помещения и бараки часто не отапливались вовсе. В Кольдице это началось после 1 марта. Пекарь снабжал лагерь хлебом только тогда, когда мы предоставляли ему топливо для его печей. Армейские рационы снова упали. Наша собственная караульная рота жаловалась на постоянный голод. Пленные варили себе дополнительный суп из очистков картофеля и брюквы, подчас собирая их с пола на кухне.

Наша пресса подхватила вызов Ялты: «хуже Вильсона – хуже Версаля» – «безусловная капитуляция означает массовые депортации, голод и рабство». Они, возможно, правы, – ну и что?

Заместитель нашего коменданта принял на себя командование противотанковым подразделением «на Восточном фронте» для обороны Дрездена. Время от времени он наведывался в замок Кольдиц к своей семье. «Поражение? – переспросил он. – Об этом нет и речи». И в этом он был слепо уверен до самого конца. И все же этот фронт, раньше располагавшийся за сотни и даже тысячи километров к востоку, теперь почему-то находился почти у самого нашего порога.

В начале марта мы устроили вечер игры в скат с друзьями в городе. Кроме девяти человек, уже живших в том доме, здесь находилось и семеро эвакуированных из Силезии. Сирены включались и выключались весь вечер – над Лейпцигом повисло зарево – мы слышали вой двигателей самолетов, взрывы бомб. «Как мы можем выиграть эту войну?» – открыто спросил кто-то из нас. Одна из беженок ответила: «И это лучшее, что вы, военные, можете сказать в этот момент?» Мы сказали: «А почему мы должны продолжать обманывать себя иллюзиями?»

В середине месяца наступил другой день «общественных торжеств» – День Вооруженных сил. На этот раз мы не разрешили публичное посещение нашего «музея побегов», хотя в прошлые года в этот день всегда открывали его двери для общественности. Не угощали мы посетителей и обычным «гороховым супом и копченой грудинкой» из нашей полевой кухни. Таких яств больше нигде нельзя было достать. Кроме того, даже найди мы еду, я сомневаюсь, чтобы нам удалось наскрести достаточно топлива, разве что спалить все столы и стулья, чтобы разжечь «goulash Kanone»! ^[79]