Моя сестра - Елена Блаватская. Правда о мадам Радда-Бай - Вера Желиховская Страница 57

На следующее утро я опять должен был ехать в квартиру Блаватской, чтобы подвергнуть себя обычным магнетическим пассам «полковника». Мне очень любопытно было взглянуть на Елену Петровну при свете дня после вчерашнего феномена.

Я нашел всех трех дам несколько смущенными, тем не менее сейчас же, конечно, заговорили о феномене.

– Не убедительно? – спрашивала Блаватская.

– Не убедительно, – сказал я.

– Чего же вам, наконец, нужно? Или вы думаете, что это я сфокусничала?

– Я ровно ничего не думаю, я только просто не убежден, а для убеждения надо было так мало! Да и теперь еще очень легко все исправить; ведь вы сказали, что тот, кто произвел феномен, не мог положить портрет в портсигар только потому, что я держал портсигар в руке?

– Да.

– А в шляпу, которую я ношу, он все же положил?

– Это совсем другое.

– Так вот я и предлагаю следующее: ваш портрет находится теперь в моем бюро; вернувшись сегодня от нас, я его снесу в сад и закопаю в землю; если мудрый индус мог приблизиться к моей шляпе, то в моем саду он легко может, конечно, вырыть портрет и взять его. Я буду ждать две недели; если через две недели раскопаю землю и не найду портрета – феномен для меня будет так же убедителен, как если бы портрет был положен в мой портсигар.

– Хорошо, я постараюсь, – унылым голосом произнесла Елена Петровна.

Но это уныние было мгновенно; она тотчас же рассердилась и уже не в состоянии была себя сдержать: вся ее мудрость исчезла. Теперь она проявляла все признаки раздражительной дамы, которой не удалось устроить то, что она желала, и которая к тому же попалась впросак.

– Ну и что ж, вы об этом феномене не можете написать корреспонденцию в какое-нибудь русское издание? – спрашивала она.

Сейчас никак не могу, но в то же мгновение, как я убеждаюсь, что портрет исчез из моего сада, я напишу, и не только напишу, а и буду кричать об этом феномене, сколько хватит моего голоса.

– Так знаете ли что! – воскликнула, вся багровея, Елена Петровна. – Напишите, что я фокусница и обманщица! Напишите, что вы убедились в этом! Изобразите меня во всем виде, со всеми «онерами», сделайте одолжение, пожалуйста!..

По счастью, в комнату вошел Олкотт и попросил меня последовать за собою для магнетического сеанса, иначе я не знаю, чем бы кончилось мое объяснение с Еленой Петровной.

Однако после сеанса г-жа X. и г-жа У. все же, очевидно по поручению Блаватской, всячески убеждали меня послать в Россию корреспонденцию об этом феномене. Я наотрез отказался, и они замолчали.

Вообще, об этом феномене, гораздо более интересном, чем многие из тех, о которых прокричали теософы в своих брошюрах и книжках, насколько я знаю, нигде не говорится – его замолчали в Париже и в Лондоне. Не замолчала его, однако, г-жа Желиховская, и в одном из ее фельетонов, о которых я говорил выше, попавшихся мне долгое время спустя, я нашел его описание. Но каково же было мое изумление, когда я узнал из этого фельетона, будто видел в тот вечер какое-то огненное явление, «как бы огненный шар овальной формы, как лучезарное, голубовато-огненное яйцо» («Одесский вестник», 1884, № 123, статья «Е. П. Блаватская и теософисты»). Я видел овальный медальон Елены Петровны сначала с одним, потом с двумя, а затем опять с одним портретом, я видел и даже увез с собою овальный портретик, появившийся в медальоне, потом оказавшийся в моей шляпе и подаренный мне Еленой Петровной, нарисованный на кости, с наклеенным на него стеклом. Наконец, на заявление г-жи У., что она видит какую-то серую человеческую фигуру, я, смеясь, и тоном, в значении которого довольно трудно было ошибиться, сказал, что вижу тоже «тень, сгущающуюся у моей шляпы». Но хоть и легко было увидеть «небо с овчинку» в такой компании, я тогда никакого «овального шара», даже если б подобную непостижимую форму предмета и можно было постигнуть, не видал, ни о каком огненном яйце не говорил моим собеседницам, и это яйцо – овальный шар – всецело произведение творческой фантазии г-жи Желиховской.

Вернувшись домой, я для очищения совести вырыл в саду ямку и закопал в нее портрет. Через две недели я раскопал это замеченное мною местечко и нашел портрет, конечно, в полной сохранности. Скажу даже больше, в течение этого времени, этих двух недель, Елена Петровна была у меня в саду, я нарочно провел ее по тому месту, где был зарыт портрет, но даже и ее присутствие не помогло ее невидимому спутнику исполнить задачу, успешное выполнение которой, вероятно, сделало бы меня фанатическим проповедником феноменов «посланницы махатм».

VII

Еще чаще, чем с Блаватской, пришлось мне в то время видаться с г-жой У. Мы с ней вдвоем побродили по Парижу; отправлялись на заседание сената, где красноречивый Накэ в пламенных речах «проводил» новый закон о свободе развода, бывший тогда животрепещущей новостью дня. В этом заседании среди сонма сенаторов французской республики «ветхий деньми» ^[5] Виктор Гюго дремал самым бесцеремонным образом, пробуждаясь только от чересчур громких возгласов оратора и глядя равнодушным, ничего не выражавшим взглядом прямо перед собою. Этот почти бессмысленный взгляд уже давно все пережившего поэта красноречиво говорил, что ему нет никакого дела не только до свободы развода, но и вообще до всего житейского, что над его седой, отмеченной божественной печатью головою уже веет крылом бледный призрак смерти. Этот бледный призрак обнял его и освободил от слишком долгой земной жизни менее чем через год после того, предоставив Парижу, жадному до зрелищ, неслыханное по своей торжественности и своеобразности зрелище, которого мне привелось быть свидетелем…

После долгой, утомившей нас прогулки забрались мы как-то с г-жою У. в прелестный небольшой парк Монсог около часу просидели, отдыхая на удобном садовом диванчике под густыми ветвями старых каштанов, скрывавших нас от знойных лучей солнца. Между нами велась очень оживленная и откровенная беседа о самых различных предметах, и г-жа У. выказала мне такое участие, что я был глубоко тронут. Наконец, она сказала:

– А чтобы доказать вам, что мое расположение не слова пустые, я вам поведаю такие вещи, о которых, конечно, и не заикнулась бы постороннему человеку. Я в эти дни много о вас думала – мне кажется, вы чересчур увлекаетесь теософическим обществом, – и боюсь я, как бы эти увлечения во всех отношениях не отозвались на вас вредно и прискорбно.

– Сердечно благодарю вас за ваше участие, – сказал я, – но мне кажется, я уж не такой увлекающийся человек, каким вы меня считаете. Конечно, я очень заинтересован теософическим обществом – иначе быть не может, ведь я уже говорил вам, что всякие мистические и оккультные вещи составляют в настоящее время предмет моих занятий. Что же тут может быть для меня вредного? Или вы боитесь, что под влиянием «полковника» Олкотта и Могини я сделаюсь буддистом? Относительно этого вы можете быть совершенно спокойны.

– Ах, нет, совсем не то! – воскликнула г-жа У. – Дело не в чтении мистических книг и не в занятиях оккультизмом – вы можете иначе увлечься и поставить себя в крайне рискованное положение. Тут есть такие вещи, которые втягивают, отводят глаза, а когда человек очнулся и начинает видеть ясно – уж поздно! Ведь вы не передадите моих слов Елене?