Счастливая девочка растет - Нина Шнирман Страница 57

Ура-а-а! Мы на новой квартире! Папка четыре дня перевозил на грузовике вещи, и ему помогали его «мальчики» с работы, — по-моему, он их любит и они его тоже — нашего Папку невозможно не любить! Потом он перевёз туда Мамочку с Ёлкой и умчался в свою «Лимонию»!

Мамочка за два дня перевезла со старой квартиры на новую сначала меня, а потом Бабусю с Анночкой и Мишенькой.

И оказалось, что это не просто квартира, это две двухкомнатные квартиры. Папа не успел, и Мамочка вызвала кого-то, чтобы «прорубить» дверь между квартирами, а пока мы ходим из одной в другую через лестницу — это очень смешно!

Пришли двое мужчин — один немолодой, другой молодой. Долго курили, но потом прорубили отверстие в стене по Папиной линии, вставили туда дверь, вокруг замазали и чем-то закрасили. Мамочка пришла «принимать у них работу» и меня с Ёлкой взяла.

Дом этот строили пленные немцы. Комнаты очень красивые: потолок с лепниной и на стенах красивый бордюр с колокольчиками и листиками.

Дверь сделали, но вокруг гора чего-то непонятного и просто мусора. И Ёлка показывает Мамочке — они испортили бордюр над дверью, но его почти полностью можно восстановить.

— Попрошу вас унести всю эту гору мусора и восстановить бордюр! — говорит Мамочка пожилому мужчине — оба работают в нашем доме.

— Обижаешь, хозяйка! — улыбается пожилой. — Сейчас всё вынесем — не тебе ж таскать! А филёнку, — он покачал головой, — филёнку оттяну завтра с утречка. Да, — и он так уверенно сказал, — завтра приду оттяну филёнку!

Квартира потрясающая, но местечко, куда нас Папка завёз, «на краю света», как сказала Ёлка. Во-первых, набережная Максима Горького вообще на город не похожа: набережной нет, всё как-то изрыто, дороги тоже нет — машины подъезжают с улицы Осипенко. А около нашего дома, почти вплотную, стоят несколько маленьких страшненьких деревянных домиков. Кошмар!

Вышли мы на Осипенко — у меня прямо сердце сжалось: разве это улица? Вся в булыжнике, трамвай — ды-ды-ды-ды-ды! Перепрыгнуть её можно в два прыжка. А Первая Мещанская — такая красивая, такая широкая! Прошлись по магазинам — они все очень маленькие, только «серый» оказался побольше, его почему-то все называют «военный». Но в магазинах есть всё то же, что есть на Мещанской.

Ёлка хмурится, расстроена, а я вдруг вижу на прилавке её любимые конфеты.

— Ёлка, посмотри, — говорю, — леденцы в шоколадной пудре!

Ёлка обрадовалась, засмеялась, и мы сразу купили немножко леденцов. Но я понимаю: она не леденцам радовалась, я её очень понимаю!

Анночка сказала, что ей здесь нравится, мы с Ёлкой переглянулись и сказали: да-да!

Когда мы вернулись домой, я всё-таки немножко, совсем немножко, пожаловалась Мамочке. Она так смеялась!

— Нинуша, ты не представляешь себе, какая здесь будет чудная набережная! Маленькие домики снесут, землю всю сровняют, заасфальтируют, реку возьмут в гранит, посадят много деревьев — это будет одна из самых лучших набережных Москвы! — Она задумывается и говорит, но, по-моему, не мне: — Я всегда мечтала жить на набережной — ничего, что это не Нева, всё равно — моя мечта сбылась!

Папа приехал из своей «Лимонии», сказал, что ненадолго, скоро опять уедет. Но сказал, что завтра сведёт меня в новую школу, — Ёлка доучивается этот год в старой, 609-й. Посмотрел дверь, покачал головой.

— Мастер сказал, что придёт завтра с утречка, чтобы оттянуть филёнку, — докладывает Мамочка.

— А когда это было? — спрашивает Папа.

— Недели две назад! — смеётся Мамочка.

Квартира, конечно, потрясающая! Из-за того, что их две, у нас получается две кухни; из кухни, выходящей окнами на набережную, сделали Папин кабинет — там уже стоит его письменный стол, скоро уберут плиту, а раковину оставят — так Папка захотел. А настоящая кухня выходит на другую сторону — прямо на завод шампанских вин. Рядом с кухней комната — там живут Бабуся с Мишенькой. Из нашей огромной комнаты — если выйти на балкон, почти под нами «шампанские вина», — если встать в левый угол балкона и высунуться, видны часы на Спасской башне — это куранты, а в воскресенье слышен их звон. Это здорово! Из своей кровати я могу Анку взять за руку, а Ёлку за ногу и сказать им «спокойной ночи!». И ещё, прямо напротив, на Осипенко, две школы — женская и мужская. Но на набережную выйдешь — кошмар!