История любви в истории Франции. Том 8. Наполеон и Мария-Луиза - Ги Бретон Страница 56

Когда все необходимые формальности были соблюдены, она заказала для себя набор траурных платьев и с радостью стала думать о будущем.

«Наконец-то, – пишет мадам де Ту, – она могла привязаться священными узами супружества к огромным физическим качествам господина фон Нойперга. Целых шесть лет бедняжка трепетала при мысли о том, что этот столь хорошо оснащенный для доставления удовольствий мужчина вдруг надумает найти другое применение своим талантам. Она решила выйти за него замуж, даже не дожидаясь официального окончания траура»122.

И вот, 8 августа любовники тайно обвенчались в дворцовой часовне.

Некоторые историки отрицали этот союз. Сегодня он ни для кого не представляет секрета. Сын Нойперга сам рассказал об этом в своих мемуарах, написанных в 1831 году.

Послушаем его:

«5 марта 1821 года император Наполеон умер на скале Св. Елены. Спустя несколько месяцев, 8 августа, союз был освящен в церкви. Аббат Нейшель, исповедник Ее Величества эрцгерцогини, нынешний епископ де Гасталла, благословил эту пару. Свидетелями были, если я не ошибаюсь, доктор Росси и будущий управитель дворца барон Амелен де Сент-Мари. Венчание состоялось в часовне Ее Величества во дворце герцогов Пармских. Разница в рангах потребовала надевания колец на левую руку (sic) и других понятных условностей, а также сохранения этого союза в строжайшей тайне»123.

Выйдя замуж 8 августа, Мария-Луиза 9-го родила толстенького младенца, названного Еильомом. И молодые продолжили жить «сдерживая на людях свои чувства» – что не смогло никого обмануть. Послушаем снова Альфреда Нойперга:

«Хотя поведение моего покойного отца при всех и в любой обстановке было поведением преданного слуги его августейшей супруги и он никогда, прямо либо косвенно, не намекал на существование между ними более интимных отношений, было ясно, что его истинное положение при дворе ни для кого не было тайной и что всем были известны самые сокровенные подробности».

Этот очаровательный молодой человек приводит нам к тому же далее несколько строк относительно жизни «господина и госпожи фон Нойперг».

«Невозможно представить себе, – пишет он, – более счастливого союза, более нежной любви к детям, более дружной семьи. Мой отец ежедневно, едва встав с постели, писал записки Ее Величеству, и ответ не заставлял себя ждать. Часто записка от Ее Величества приходила первой, бывали дни, когда они посылали друг другу по нескольку писем».

Эта идиллическая жизнь была на некоторое время нарушена в октябре 1821 года, когда в герцогский дворец прибыл с острова Святой Елены доктор Антоммарки.

Он прибыл для того, чтобы передать Марии-Луизе последние слова Наполеона, сказанные им перед смертью.

Раздосадованная этим, герцогиня попросила мужа принять доктора. Нойперг повел себя любезно, но холодно.

– Я вас слушаю, мсье, Ее Величество нездорова, но я могу передать ей то, что вы имеете сообщить.

Антоммарки ждал другого приема. Слегка смутившись, он рассказал о сердце Наполеона, которое должен был привезти Марии-Луизе и которое Хадсон Лоу оставил на острове Святой Елены.

– Это кощунство, – сказал он. – Ее Величество должна в это вмешаться. Только она одна может заставить выполнить последнюю волю императора.

Затем, видя, что Нойперг молчит, он положил на стол сверток.

– Это – его посмертная маска, – прошептал он, – не передадите ли ее императрице?

Генерал кивнул с ледяной улыбкой на губах, и бедный Антоммарки, не имея ничего добавить к этому, откланялся, поняв, что его приход был совершенно бессмысленным.

Он был прав.

Спустя несколько дней после этого Мария-Луиза сообщила Меттерниху, что сердце Наполеона ей не нужно…

И жизнь семейства Нойпергов снова вошла в свою нормальную колею. И ничто в герцогском дворце вскоре не напоминало больше о том, что когда-то герцогиня была женой самого великого человека своего времени. Действительно, ничто. Поскольку в декабре доктор Герман Роллет увидел, что детишки интенданта Марии-Луизы «игрались с неким гипсовым предметом, привязав к нему веревку и таская его по паркету, словно карету»124.

Он нагнулся и с ужасом увидел, что это была посмертная маска императора…

Таким образом, Мария-Луиза, узнав о смерти Наполеона, не пролила ни единой слезинки.

А другие?

Все те, кого он когда-то любил, все те, кого он осыпал подарками и награждал титулами, все те, кого он когда-то извлек из тени, уложив их в свою постель? Плакали ли они, прочитав в газетах о том, что император умер на скалистом острове Св. Елены?

Мадемуазель Жорж, например?

11 июля, в тот день, когда эта новость дошла до Франции, нежная Жоржина готовилась снова выйти на сцену театра «Одеон» после шести лет вынужденного отсутствия. Поскольку на другой же день после битвы под Ватерлоо ее выгнал из «Театр-Франсе» сюринтендант театра герцог Дюран за то, что она вышла на публику с букетиком фиалок на корсаже. Перед тем как покинуть Францию, она попросила дать ей возможность последовать с императором на остров Св. Елены. Англичане ей в этом отказали, и она отправилась играть в Бельгии, где познакомилась с неким полемистом по имени Шарль-Анри Арель, который вскоре стал ее любовником. В начале 1821 года они вернулись в Париж и поселились в трехкомнатной квартире в доме номер 25 по улице Мадам.

Они находились в этой квартире, когда с мансарды к ним спустился Жюль Жанен и сообщил о смерти Наполеона. Мадемуазель Жорж смертельно побледнела и рухнула на пол.

Если верить Арману Плателю, в этот момент произошла крайне смешная сцена.

«Арель, – пишет он, – держал дома без привязи поросенка, которого назвал Пиаф-Пиаф. Заслышав звук падения тела, животное прибежало в гостиную и с беспокойством во взгляде поинтересовалось, что там происходит. Завидев лежащую на полу хозяйку, он, безусловно, решил, что она хочет поиграться с ним и бросился к ней. Жанен и Арель испугались и схватили поросенка за уши для того, чтобы не дать ему подойти к артистке. Но Пиаф-Пиаф силищей обладал неимоверной. Не обращая внимания на боль, от которой ему приходилось визжать, он потащил за собой обоих мужчин; те заскользили по паркету, опрокидывая по пути мебель. В конце концов на поросенка упало кресло, но он сумел выбраться из-под него и помчался к своей конуре, визжа так громко, что привлек внимание всех жителей квартала.

В этот момент мадемуазель Жорж пришла в себя. Она вопросительно обвела взглядом комнату и увидела – посреди неописуемого беспорядка – лежащих на полу обессиленных Жанена и Ареля.

Решив, что именно она является виновницей всего этого разгрома, мадемуазель Жорж спросила:

– Как я смогла это сделать?

Затем, вспомнив о причине своего обморока, она зарыдала.

Жанен и Арель, почесывая ушибленные места, помогли ей подняться и отвели ее в спальню…»125

Она не выходила из своей комнаты целых три дня. Перечитывала письма Наполеона, глядела на портреты, которые он ей подарил, гладила вещи, доставшиеся ей от него, и не обращала никакого внимания на ужасный шум, который производили в соседних комнатах Арель, Жанен и поросенок…126