Рассекречено? Правда об острых эпизодах советской эпохи - Владимир Воронов Страница 55

Итак, 15 мая 1941 года германский «Юнкерс-52» беспрепятственно был пропущен через госграницу и, совершив перелет, совершил посадку на Центральном аэродроме столицы — на Ходынском поле.

Обратите внимание на датировку: факт вроде вопиющий, что как бы и подтверждает грозный рык высших столпов Красной армии, так ведь случился он задолго до рыка. Судя по тональности приказа и его фактуре, налицо ЧП государственного масштаба. Виноваты, конечно, «утратившие бдительность» разгильдяи из ПВО, но куда сами «столпы» смотрели: все произошло у них буквально под носом, а информация, выходит, шла от Ходынки до Арбата аж целых 26 дней?! Однако не будем приписывать бравым конникам Тимошенко и Жукову этих черепашьих темпов, попытаемся разобраться.

Приказ — единственное документальное свидетельство, что ЧП вообще имело место: никаких иных его следов не обнаружено больше нигде. И, пожалуй, лишь один мемуарист обмолвился о нем — небезызвестный Павел Судоплатов, один из тогдашних руководителей чекистской разведки. У него можно прочесть: «В мае 1941 года немецкий „Юнкерс-52“ вторгся в советское воздушное пространство и, незамеченный, благополучно приземлился на центральном аэродроме в Москве возле стадиона „Динамо“. Это вызвало переполох в Кремле и привело к волне репрессий в среде военного командования». «Это феерическое приземление в центре Москвы, — уверял чекист, — показало Гитлеру, насколько слаба боеготовность советских вооруженных сил».

Главное, в чем сходятся документ и мемуарист, — факт прилета был! В остальном знатный чекист «правдоподобен, как очевидец»: не было ни вторжения в советское воздушное пространство — в смысле незаконного нарушения границы, ни «незамеченного» полета, ни приземления в центре Москвы — аэродром на Ходынском поле и близко не считался центром Москвы, да и вовсе он не возле стадиона «Динамо». Да и переполоха в Кремле, судя по всему, тоже не было, что как раз несложно установить документально. Чистка военных действительно шла, но вне всякой связи с «Юнкерсом»: и началась раньше, и затронула большей частью ответственных за аварийность в авиации, подготовку кадров, а также за разработку, испытание и внедрение нового артиллерийского вооружения и авиационной техники. Сколь же беспрецедентны оказались меры секретности, если даже до одного из руководителей чекистской разведки дошли лишь коридорные слухи о ЧП, да и те искаженные!

Полет вне расписания

Вчитаемся в канцеляризмы документа: черным по белому сказано, что посты ВНОС засекли самолет. Но, мол, «лишь тогда, когда он углубился на советскую территорию на 29 км». Пусть нас это не обманет, «лишь тогда, когда» — пустая фигура речи: 29 км — значит, служба ВНОС (так как радиолокаторов у РККА тогда не было, обнаружение велось при помощи «слухачей» — звукометрической аппаратуры, и визуально — через бинокль) засекла Ю-52 там и тогда, где и когда позволяли технические возможности того времени. То есть практически немедленно: примерно через 7 минут после его появления в советском небе — это легко рассчитать, исходя из известных тактико-технических характеристик различных модификаций Ю-52.

Фигуру речи о «незнании» постами ВНОС силуэтов германских самолетов и что Ю-52 приняли за рейсовый ДС-3, даже не рассматриваем: спутать характерный силуэт трехмоторного Ю-52 и столь же характерный звук его моторов с двухмоторным ДС-3 просто нереально. И как могли не узнать «старого знакомого», если с января 1940 года по март 1941 года включительно именно над этими постами и проходила воздушная трасса, по которой сновали Ю-52 регулярной линии Берлин — Данциг — Кенигсберг — Белосток — Минск — Москва?!

Белостокский же аэропорт, оказывается, и вовсе был предупрежден, «имея телеграмму о вылете (!) самолета Ю-52». Более того, дежурный столичного 1-го корпуса ПВО тоже «получил извещение от диспетчера Гражданского воздушного флота, что внерейсовый самолет пролетел Белосток». Так что Москва знала о «внерейсовике» по крайней мере за 4½ часа до его подлета. Следовательно, разъяренное руководство Наркомата обороны имело все основания гневаться по факту недонесения, несвоевременного доклада — или чего там еще полагалось по тогдашним уставным требованиям. И приказ должен был метать гром и молнии в адрес преступно-халатных недонесенцев в центральном аппарате, прошляпивших важнейшую информацию.