Чапаев - Павел Аптекарь Страница 55

Упорное сопротивление белых породило легенды об офицерских полках в черных мундирах и «каппелевцах». На Восточном фронте до лета 1919 года не было «цветных» дивизий по образцу Корниловской, Марковской, Дроздовской и Алексеевской. Присвоение имен Корнилова и Колчака дивизиям и полкам запоздало и мало повлияло на боевой дух солдат и офицеров. Офицерские подразделения у адмирала Колчака не превышали батальона. «Черные мундиры» контратаковавших, как пишут уфимские историки, могли появиться благодаря одному-единственному подразделению: в Уфимском корпусе была инструкторская школа, где учили унтер-офицеров и младших офицеров. Одна из ее рот состояла из бывших реалистов, которые продолжали носить свою старую форму. Сотня или полторы семнадцати-восемнадцатилетних мальчишек могла вся до одного погибнуть под очередями чапаевских пулеметов и породить легенду об офицерских полках.

Бой под Турбаслами был одним из самых ожесточенных в Уфимской операции весенне-летней кампании на Восточном фронте: периодически 217-й Пугачевский полк вел бой в окружении противника. Умелые действия командиров, их личное присутствие в цепях вновь сыграли роль в успехе 25-й дивизии: ее бригады заняли и удержали на правом берегу Белой плацдарм в восемь километров по фронту и 10–12 километров в глубину, что позволяло развернуть на нем новые силы и продолжать наступление на Уфу. Вернувшийся в штаб армии Фрунзе отмечал в приказе по армии: «За геройство и мужество, проявленные 8 июня 220-м полком, который стремительным ударом выбил противника из его позиций, я, лично убедившись в этом, находясь с частями 220-го полка в передовых цепях, выражаю 220-му полку благодарность, а также 217-му и 218-му полкам за их быструю переправу через реку Белую и продвижение вперед». Успех дался нелегко, сводки штаба дивизии и армии отражали значительные потери убитыми и ранеными.

В рапорте командующему Восточным фронтом Сергею Каменеву Фрунзе указал: «Четыре полка 25-й дивизии вчера, 8 июня, переброшены на правый берег реки Белая и заняли район Новые и Старые Турбаслы и Александровка. Переправа совершилась вполне благополучно, ибо противник был введен в заблуждение нашими демонстрациями и не имел в районе переправы достаточных сил. Но уже с утра 8, стянув силы, он обрушился на переправившиеся в первую очередь 220-й и 217-й полки и начал теснить нас… Утром пришло в Красный Яр донесение комполка 220-го о переходе противника в контрнаступление и с просьбой о поддержке. Съездив с комбригом-73 на место боя, я убедился, что противник действительно серьезен и стягивает крупные силы. Нами взяты пленные 14-го, 15-го и 16-го Уфимских полков, здесь же действует прибывший Сибирский казачий полк и где-то вблизи находится 8-я Камская дивизия. С 4 часов вечера противник начал усиленно бомбардировать Красный Яр с аэропланов, стремясь разрушить наши переправы и вообще нагнать панику. Положение считаю серьезным, имея главным образом в виду слабость перевозочных средств и невозможность поэтому своевременного подвоза всего необходимого… Прошу Вас немедленно приказать командарму 5-й немедленно двинуться на юг для удара во фланг противника, стремящегося опрокинуть 25-ю дивизию в реку… На всем участке от Тюкунева до Красного Яра противник имеет сильную артиллерию и оказывает самое упорное сопротивление… Прошу далее принять меры в отношении снабжения меня авиасмесью. Наши аппараты почти бездействуют, позволяя противнику безнаказанно ударять по самым чувствительным местам… Между прочим вчера ранен пулей с аэроплана начдив Чапаев, сдавший командование комбригу 73-й, а я слегка контужен бомбой».

Вечером штаб дивизии получил сведения о готовящемся белыми утром контрударе. Атака на занятый чапаевцами плацдарм приписывалась в советские годы корпусу Владимира Каппеля, который назывался элитой или «отборным соединением» белой армии. Сама атака обросла благодаря многочисленным «очевидцам» массой подробностей.

Иван Кутяков писал: «Как сейчас вижу: раннее утро; по огромному полю высокой ржи навстречу обороняющимся цепям чапаевских полков движутся колонны офицерских ударных батальонов. Это было около 5 часов утра. А через три часа это поле было начисто скошено нашим пулеметным огнем. Земля была усеяна трупами юнкеров и офицеров, одетых в черные суконные френчи с георгиевскими крестами».

Воспоминания другого участника боя, Федора Ершова, приводит внучка легендарного начдива Евгения Чапаева:

«На нас навалились основные силы колчаковских армий. Когда мы увидели офицерские “батальоны смерти”, патронов у нас оставалось совсем мало… В кинофильме “Чапаев” ярко продемонстрировано, что такое “психическая атака”. Наша тактика — отражать эти атаки, очень близко подпуская противника, тактика “встречи в тишине” сложилась сама собой, из-за недостатка боевых припасов. Нужно было беречь каждый заряд и стрелять наверняка, а ведь очень немногие стреляли тогда настолько хорошо, чтобы попасть в далеко движущуюся мишень. Увидев офицерские части, мы окопались как успели и смогли… Мой бинокль был слабей. Но я видел, как цепи колчаковских “батальонов смерти” спускались с холма…

Вот колчаковские цепи на расстоянии семисот, восьмисот шагов. Это большое напряжение, нужна выдержка — цепь идет прямо на тебя, а ты лежишь, видишь ее снизу вверх и ничего не делаешь. Иной боец от ожидания подскакивает всем телом на месте. Наступающие цепи все ближе, уже различаешь во всех подробностях отдельные лица — и лежишь, молчишь! Сигнал!.. И тут же все, что есть у нас, обрушивается на врага: и пулеметный, и ружейный огонь, и последние два снаряда. Стреляя, люди кричат, ругаются от долго сдерживаемой злости».

А вот строки из романа «Чапаев»:

«Черными колоннами, тихо-тихо, без человеческого голоса, без лязга оружия шли в наступление офицерские батальоны с Каппелевским полком… Они раскинулись по полю и охватывали разом огромную площадь. Была, видимо, мысль — молча подойти вплотную к измученным, сонным цепям и внезапным ударом переколоть, перестрелять, поднять панику, уничтожить… Эта встреча была ужасна… Батальоны подпустили вплотную, и разом, по команде, рявкнули десятки готовых пулеметов… Заработали, закосили… Положили ряды за рядами, уничтожали… Повскакали бойцы из окопов, маленьких ямок, рванулись вперед. Цепями лежали скошенные офицерские батальоны, мчались в панике каппелевцы — их преследовали несколько верст… Этот неожиданный успех окрылил полки самыми радужными надеждами».

«Психическая» атака описана и в вышедшей книге «Легендарная Чапаевская»:

«Впереди под барабанный бой шли офицерские батальоны и части каппелевского корпуса. Началась “психическая” атака белых. Чапаевцев не смутила лавина противника. Пулеметчики… подпускали белых на близкое расстояние и стреляли по ним в упор. Шквальный фланговый огонь организовал помощник командира 218-го Разинского полка Василий Киндюхин. Артиллеристы расстреливали колчаковские цепи огнем “на картечь”. Успешно действовали три бронемашины… Потерпевший поражение на участке 73-й бригады противник поспешно отступал…»

Повторимся еще раз: офицерские батальоны и полки на Восточном фронте, равно как и бой чапаевской дивизии с Волжским корпусом Каппеля под Уфой, были и остаются вымыслом. Присутствие каппелевцев на участке 25-й дивизии, равно как и элитность полков, ведомых в бой одним из самых известных генералов белой армии, советские историки почерпнули не из документов, а из неясных свидетельств, романа и легендарного кинофильма. Волжская бригада, ставшая основой одноименного корпуса, насчитывала к началу 1919 года более 3500 человек. Укомплектование корпуса началось только в марте, причем среди пополнения было немало пленных красноармейцев, захваченных в декабре 1918-го — январе 1919 года Сибирской армией, а также жителей местностей Ялуторовского и Ишимского уездов Тюменской губернии, которые не знали советской аграрной и продовольственной политики и не были устойчивы к большевистской пропаганде. Кроме того, солдаты и офицеры поступали из запасных полков, расположенных в районе Кургана и Челябинска. К моменту выхода на фронт бригада насчитывала уже более 24 тысяч человек, то есть на одного добровольца приходилось шесть-семь мобилизованных. Внушительный костяк кадровых волжан, сражавшихся против Красной армии с лета 1918 года, сохранился только в артиллерии и кавалерийской бригаде. Как отмечал начальник штаба Западной армии Сергей Щепихин: «Численный состав кадров Каппеля по разным частям был чересчур разнообразен, чтобы возможно было ограничиться установлением для всех частей одного общего процента предназначенных в часть красноармейцев. Этого сделано не было — злополучный пьяница Барышников (начальник штаба Волжского корпуса. — П. А.) подложил всему делу большую свинью, отнесшись халатно, формально к этому основному вопросу. Все части получили 35 % красноармейцев, но не все части их могли переварить в таком количестве». На боевую подготовку корпуса и его моральное сплочение осталось слишком мало времени. Надежды Каппеля на то, что добровольцы «переплавят» анархические и антивоенные настроения мобилизованной массы, не оправдались. «Наружно, во время переформирования корпуса, все шло хорошо, но внутри было не совсем так: работали агенты большевиков. Каппель надеялся, что его надежные кадры переделают всех шатающихся и даже красноармейцев. Может быть, это и было бы так, если бы времени для работы было больше и если бы не пришлось выступать на фронт частями, до окончания работ», — вспоминал впоследствии Павел Петров. Кроме того, офицеры и солдаты были недовольны, что их направляют на фронт на полтора месяца раньше запланированного срока. Еще в пути, по сообщениям контрразведки, солдаты в эшелонах пели большевистские частушки и грозились перейти к красным. Уже в начале мая, вскоре после выхода на передовую линию, к красным перешел 10-й Бугульминский полк 3-й Симбирской дивизии. Рассыпался и частично перешел к красным 49-й Казанский полк. Такими были настоящие, а не вымышленные кинематографические «каппелевцы».