Тайный Тибет. Будды четвертой эпохи - Фоско Марайни Страница 55

Результаты их длительных и глубоких трудов в этой сфере разума и интуиции еще в XIV веке были собраны в книге, кардинально важной для духовной жизни Тибета. Это Бардо Тхёдол («Книга, приводящая к спасению промежуточной жизни единственным фактом слушания»). Словно путеводитель по иному миру, она дает поразительно подробные описания видений, возникающих в уме мертвого человека от первого до сорок девятого дня после того, как он покинул свое тело; то есть до момента, когда он на пороге вхождения в новую телесную оболочку. В этих видениях синтезировалась ламаистская концепция реальности и вселенной. От чистоты недифференцированного Абсолюта, отблески которого появляются на первых этапах этой временной жизни после смерти, со временем происходит постепенный переход к идеальной мысли, потом к персонализированной мысли и, наконец, к материи. Так же Запад, рассматривая жизнь с точки зрения биологии, видит, как развитие вида повторяется в развитии индивида, так и ламаизм, рассматривая жизнь с точки зрения космоса, видит в этом промежуточном состоянии жизни после смерти (бардо) повторение эволюции реальности от Абсолюта (Будда) к иллюзии (сансара).

Попробуем говорить конкретнее. После смерти, как уже говорилось, принцип сознания попадает в промежуточное состояние бытия сроком сорок девять дней. Из него он может либо освободиться (перейти в нирвану), либо вернуться в сансару, круговорот жизни. Бардо Тхёдол старается поставить его на путь эзотерического знания фундаментальных буддийских истин, позволяя ему «немедленно отвратиться от феноменального плана существования и воспринять толчок к сфере Абсолюта» (Туччи). Фундаментальная истина буддизма состоит в том, что сансара, круговорот жизни, не более чем пустая внешность и иллюзия, и что лишь Абсолют существует на самом деле, и, только отождествившись с ним – став Буддой, можно освободиться от сансары.

Ключевой этап в космической истории индивида происходит в первые дни после смерти. Принцип сознания начинает осознавать чистое, бесцветное свечение. Тот, кто признает в нем Абсолют и сможет слиться с ним, спасается и оканчивает свой цикл перерождений. В ином случае он спускается на шаг к множественному, к становлению, к иллюзии и страданию. В последующие дни принцип сознания постепенно переживает весь процесс космической эволюции в пространных символических видениях, отделяясь от тела. Открытые для него возможности представляются в виде последовательных дихотомий, альтернатив освобождения и порабощения. Если он поймет первое, то он войдет в цикл рождений на более высоком уровне; если победит привязанность ко второму, то он спустится еще ниже под действием кармы.

На стенах храма Киримце есть крупная фреска с ужасными богами, ужасными для принципа сознания, который еще окован иллюзиями жизни и верит, что действительно видит их, но они всего лишь тени для того, кто достиг достаточной зрелости, чтобы понять их бессодержательность. Эти картины изображают поразительное собрание фантастических форм, которые не являются плодом фантазий художника, но нарисованы в соответствии с подробными инструкциями в писаниях. Прежде всего это Херука, ужасные проявления Дхьяни-будд, танцующие в союзе с собственными шакти. Вокруг них бушует вихрь ведьм с головами ворон, тигров, скорпионов, собак и других фантастических, свирепых животных.

Лама Нгаванг поднял свою лампу – в храме было очень темно – и осветил картины. В неуверенном, дрожащем свете чудовищные фигуры как будто ожили.

– Оэ! Оэ! Рассмотрите их хорошенько! – сказал мне лама, поворачиваясь и глядя на меня поверх очков. – Разглядите получше, потому что однажды вы их увидите! Когда это случится, вы не должны бояться. Оэ! Это просто воображение, тени, фантазии. Если вы останетесь совершенно спокойны и не испугаетесь, то получите спасение.

– Но в глубине души я боюсь смерти, лама Нгаванг.

– Оэ! Вы дурак, кукла ду. – Он снова сурово глянул на меня поверх очков. – Все умирают, чего тут бояться! Кто знает, сколько раз вы уже умирали! Вы всегда должны быть готовы. Если вы умрете прямо тут, я прочитаю вам на ухо Бардо Тхёдол, и вы сами увидите, что он вам поможет. Оэ! Смотрите хорошенько на фигуры, они пустота, ничто, иллюзия!

Лама Нгаванг пошел в конец храма, взял кусочек благовония, поджег его от лампы, поставил перед статуей Падмасамбхавы, поклонился, и мы вышли.

Маски

Недалеко от храма Киримце стоял маленький гонканг, где хранятся маски для священных танцев. Когда я заикнулся о нем, потому что услышал о нем от крестьянина, с которым разговорился по дороге, лама Нгаванг оказался категорически против моего предложения зайти и посмотреть на них.

– Что? Вы хотите идти в гонканг? Нет, нет, это безумие! Оэ! Оэ! Боги не любят, когда их тревожат. Силы небесные! Гонканг? О чем вы говорите? Кроме того, это очень опасно, вы же не знаете, что может с вами статься. Вы можете заболеть, даже умереть. Оэ! Боги гонканга очень обидчивые; их даже пустяк может разозлить!

Я знал, что соблазнять его деньгами бесполезно. Лама Нгаванг – сама неподкупность. В первую нашу встречу я заметил тонкий рисунок на ткани в почетных покоях за кухней, портрет ламы, которому несколько монахов предлагают приношения. Я спросил ламу Нгаванга, не захочет ли он, случаем, его продать, но наткнулся на каменную стену.

– Оэ! Что я слышу? Что? Продать святого?

Сегодня я проявил большую настойчивость, и мне удалось уговорить его позволить мне войти в гонканг, чтобы посмотреть на маски и картины. Я надеялся, что смогу их сфотографировать. Получится ли у меня? Лама Нгаванг дал ключи крестьянину, который пошел со мной.

– Нет, нет, я с вами не пойду, – твердо сказал лама у монастырских ворот. – Я не желаю иметь к этому никакого отношения! Оэ! Тамошних богов очень легко рассердить. Разве у вас в стране нет богов-хранителей? Ну, тогда…

Крестьянин открыт большие замки на двери гонканга. За ней была другая дверь, на которой было очень эффектное изображение лица одного из страшных богов.

Мы вошли внутрь. Помещение было тесное, темное, древнее, с низким потолком, полное старых доспехов и скелетов животных. На стенах художник с настоящей силой нарисовал местных демонов, а в углу стоял золотой павильончик с несколькими статуями. Маски, штук тридцать, свисали с потолка, тщательно завернутые в хлопковые платки. Самым естественным тоном в мире я попросил крестьянина снять несколько штук, потому что я хочу их сфотографировать. Молодой человек что-то проворчал, но подчинился.

Когда грязные, посеревшие платки были сняты, фантастические персонажи с душой ветра и поверхностью дерева ожили в темноте храма. Это были ужасные боги, Намка Барзин (убитый и обожествленный лама), были маски, изображающие шитрё (загробные видения), озорные птичьи лица, морды мифических собак, лесных зверей. Крестьянин забыл ритуальные запреты, надел одну из масок и сделал несколько па ритуального танца. Это танцевал не он, а личина.

Не без труда я уговорил крестьянина вынести маски наружу и надеть их, чтобы я смог его сфотографировать. Вдруг я услышал чьи-то крики из угла за гонкангом. Это был лама Нгаванг, который пошел посмотреть, что делается, и «застукал» нас.