Первая мировая в 211 эпизодах - Петер Энглунд Страница 54

Марш-бросок Сил D на север не был ни продуман, ни особо нужен. Частично он объяснялся магией названий (как же, “Багдад пал!” — эффектный газетный заголовок, который произведет фурор в Лондоне и станет бельмом на глазу в Константинополе, Берлине и Вене), частично — обычным тщеславным лихачеством. Военные операции англичан в Персидском заливе стали проводиться сразу же после начала войны, еще до того, как в войну вступила Османская империя, и сперва имели очень ограниченную цель — сохранить нефтяные месторождения на побережье ^[137]. Но как часто случается, аппетит приходит во время еды. Первый легкий успех на побережье подтолкнул к новому наступлению. Когда же и оно увенчалось победой, а кроме того, османская армия показала, что в случае серьезной опасности может дать деру, были сделаны еще несколько рывков вперед, вдоль реки Тигр, пока генерал Никсон, местный главнокомандующий, остававшийся в Басре, склонившись над картой, окрыленный, не пробурчал: почему бы не попробовать взять Багдад — ведь город всего лишь в четырехстах километрах отсюда, right?

Wrong. Эти четыреста километров только на карте казались пустяковым расстоянием. Но в реальности поход затянулся, по крайней мере, для корпуса, который продвигался вперед, сквозь жужжание мух, по раскаленной жаре, по затопленным водным путям. Вместе с тем на практике линия снабжения растянулась до Басры.

Мосли уже заметил признаки того, что завоевание Багдада шло явно не по плану. Два дня назад они пропустили тяжелый шлюп со штабной частью, укрытый какими-то тюками на случай обстрела. Значит, плавание по реке было вовсе небезопасным. Пароход, на котором ехал Мосли, повернул теперь к берегу, и он сразу понял: произошло что-то серьезное. Люди двигались как-то затравленно. Лошади стояли нечищеные и усталые. Повозки и упряжь покрылись пылью. Он увидел, что прямо на голой земле спят целые батальоны: на головах у солдат пробковые шлемы, и спящие лежат “неровными рядами”.

Он обошел этих измученных людей и коней и увидел маленький флажок, развевавшийся над глиняной хижиной: здесь размещался командир артиллерии корпуса. Офицер рассказал Мосли, что же произошло. Шесть дней назад была большая битва у Ктесифона, в двадцати пяти километрах южнее Багдада. Там окопалась османская армия. Британскому корпусу удалось атаковать первую линию заграждений, но потом наступление увязло. Обе стороны понесли тяжелые потери, и по обе стороны фронта циркулировали слухи о том, что противник ожидает серьезного подкрепления, вследствие чего — кстати, вполне типичный результат — обе стороны в замешательстве начали отступать, покинув жаркое, пыльное, усеянное трупами поле битвы.

В любом случае британские войска были не в состоянии и дальше наступать на Багдад: слишком много раненых. Корпус располагал четырьмя полевыми госпиталями, которые могли принять 400 пациентов, но после сражения пришлось заботиться о 3500 раненых. В 76-й батарее, где теперь служил Мосли, были ранены все офицеры, кроме одного. В отличие от британского корпуса, османская армия действительно получила подкрепление, так что турки повернули назад и начали преследовать отступающих англичан.

Вечером Мосли участвует в строительстве укреплений: они образуют полумесяц вокруг Азизие. Лейтенант считает, что работа продвигается на удивление легко и быстро. Как и многие другие, он поначалу не может отделаться от ощущения, что просто участвует в маневрах. Но стоило ему лишь посмотреть на ужасное состояние повозок, на непарное число лошадей, впряженных в телеги и орудия, на испуганных солдат, как он понимал, что это не так.

Как можно больше раненых старались погрузить на баржи и плоскодонки; увозили и все ненужное снаряжение. Мосли, как и другие, тоже облегчил свой багаж, избавляясь от дополнительного верхового и походного снаряжения и военной формы ^[138]. Коня Дон Жуана он, разумеется, оставил при себе.

С наступлением темноты Мосли прилег поспать прямо у своей батареи, готовой к огню. Где-то там, во тьме, стоит османская армия. Время от времени раздаются выстрелы. Он слышит лай шакалов, которые преследуют британский корпус от самого Ктесифона, в ожидании трупов — будь то человеческих или животных. Но усталость берет верх, и “призрачная песнь” шакалов слабеет, удаляется. Он засыпает.

78.

Четверг, 9 декабря 1915 года

Олива Кинг садится на последний поезд из Гевгелии

Приказ, который они получили, свидетельствовал о полном разгроме сербов. Для Оливы Кинг это стало концом трудного, но на удивление счастливого времени.

Работа в Гевгелии оказалась тяжелой. В полевом госпитале имелось 300 коек, а пациентов было 700. Наступила настоящая зима. За последний месяц они пережили немало снежных бурь, палатки просто сдувало с места. Ночью было невозможно уснуть от холода. Кинг считала, что лучший способ согреться — это копать землю. Рабочий день длился от 16 до 20 часов. Ее главной обязанностью было следить за керосиновыми лампами, освещавшими палатки: их надо зажигать, чистить, подкручивать фитили, заливать горючее, — одним словом, все это она находила ужасающе скучным. Она начала изучать сербский язык. Все кругом кишело вшами. Она радостно сообщает своей сестре: