Мой муж Джон - Синтия Леннон Страница 54

Пойду я, а то это письмо становится слишком уж тоскливым. Люблю тебя. Очень сильно.

Син от Джона.

В постскриптуме Джон просил меня позвонить ему, во втором постскриптуме — передавал привет моему брату Чарли.

Его письма не всегда были такими серьезными. Но это было далеко не исключением. Джону легче было сказать некоторые вещи в письме, как он делал еще в гамбургские времена; так он меньше стеснялся проявлять свои истинные чувства. Через несколько лет, когда мы с Джоном уже развелись, я продала это письмо вместе с несколькими другими. Я была очень тронута, когда через несколько лет владелец снова выставил его на продажу на аукционе и Пол Маккартни купил его. Он поместил письмо в рамку и подарил нам с Джулианом. Очень благородный жест — мы с Джулианом оценили его по достоинству и были очень благодарны. Это письмо сейчас вызывает у меня неоднозначные чувства. Я знаю, Джон любил нас и очень скучал, каждое его слово было правдой. Но он так нисколько и не изменился. Были периоды, когда он старался проводить больше времени с Джулианом, когда они становились ближе как отец и сын. Однако у Джона всегда находились более важные вещи, которым он уделял больше времени и сил, нежели маленькому ребенку, страдавшему от недостатка внимания.

С гастролей Джон возвращался всегда вымотанным и следующие несколько дней почти непрерывно спал. Это означало, что я должна запрещать Джулиану шуметь и держать его подальше от нашей спальни. Когда отец был в отъезде, Джулиан по нему очень скучал и все время рисовал картинки «для папы». Конечно же, когда Джон приезжал, Джулиану не терпелось увидеться с ним.

В доме было заведено правило: в два часа дня звенел будильник, и в спальню приносили чай. Джулиан, который до этого времени сидел и ждал папиного пробуждения, как только я ему разрешала, тут же врывался в комнату, запрыгивал на Джона, и они обнимались и болтали.

Проходило обычно несколько дней, прежде чем Джон возвращался в нормальное состояние. Но тогда он становился похожим на торнадо: ему не терпелось узнать обо всем, что он пропустил, он играл и кувыркался по полу с Джулианом, который повсюду следовал за отцом как тень. Потом Джон успокаивался и усаживался читать письма от поклонников: как правило, за время его отсутствия их накапливался целый мешок. Маленькие пальчики Джулиана добирались и до писем тоже, и тогда папа объяснял ему: «Смотри, Джулиан, это очень важные письма. Это — наш хлеб с маслом. Понимаешь? Вот это письмо — твой завтрак, то письмо — твой обед, а вот это — новая гитара для папы». Потом, какое — то время спустя, Джон говорил: «Ну, хорошо, хорошо. Пойдем с тобой погуляем в садике и нарвем цветочков для мамы». И они исчезали на пару часов.

Джон любил общаться с сыном, но только время от времени. Вследствие непредсказуемых перепадов настроения иногда он даже срывался на Джулиана. Один раз, помню, Джон накричал на него за то, что он неаккуратно вел себя за обеденным столом. Я не на шутку взбесилась: «Если бы ты чаще бывал дома, ты бы знал, что дети в три года едят именно так. Оставь мальчика в покое!» В слезах я убежала на второй этаж. На личике Джулиана, беспомощного перед отцовским гневом, отразилось такое потрясение, что у меня сердце кровью обливалось. Подобные ссоры, правда, случались редко.

Мы с Джулианом научились держаться от Джона на расстоянии, если он был не в духе.

По вечерам в нашей любимой гостиной, пока Джулиан играл в свои игрушки на полу, мы с Джоном ужинали и смотрели новости. В такие минуты Джон любил повторять снова и снова, как все — таки здорово быть дома: «Черт, Син, да это просто фантастика какая — то! Как твоя мама? Она купила что — нибудь интересненькое? Скажи ей, если увидит что — то новое и необычное, пусть обязательно купит. Сколько бы оно ни стоило. И еще: не забудь, нам нужны книги для новых книжных шкафов. Пусть Лил купит те, что в кожаных переплетах, они выглядят так солидно!»

В холле, вдоль всей стены, у нас стояли книжные шкафы. Они были наполовину пусты, и Джон с удовольствием поощрял мамину любовь к посещению всяких ярмарок и распродаж, где она покупала разные симпатичные антикварные штучки и украшения для дома. Особенно ему нравились настенные часы, и мама рыскала повсюду, чтобы купить что — то оригинальное для Джона. «Да, слушай, пока не забыл: попроси Дот закупить побольше рисовых хлопьев. Они у нас кончаются». Он обожал хлопья и требовал, чтобы они всегда были под рукой.

Когда Джулиан ложился спать, а Дот уходила домой, у нас появлялось время, чтобы прийти в себя и побыть вдвоем. Теперь нас уже не беспокоили фанаты, которые еще недавно могли запросто проникнуть на территорию поместья и даже внутрь дома. Такое уже происходило несколько раз: однажды утром я обнаружила человек двадцать молодых людей, слоняющихся по комнатам первого этажа. Чтобы отгородиться от непрошеных гостей, мы специально установили большие деревянные ворота. Самые непримиримые и настырные все же продолжали торчать за воротами в любую погоду. Они увековечивали свои имена для потомков, вырезая их на дереве. Но все — таки жить в доме стало гораздо безопаснее.

После недель, проведенных в разлуке, когда я занималась хозяйством, а Джон выступал на концертах, было прекрасно снова быть вместе, закрывшись от всего внешнего мира. Это были самые трогательные моменты, наполненные любовью и теплом. Мы дарили друг другу розы, писали любовные записочки и сидели, обнявшись, перед телевизором. Такие минуты мы называли «время Джона и Син» — оазис любви и мира среди творящегося вокруг безумия. Мне они были очень дороги.