Загадки истории. Крымское ханство - Андрей Домановский Страница 54

Большие сеферы и чапулы за добычей были предприняты крымскими татарами и в 1535 г. Как свидетельствуют источники, в начале февраля 1535 г. «пришли к великому князю с украинных мест, с Рязани, вести про крымских людей, что видели под украинами крымских людей. И князь великий отпустил из Москвы в Серпухов для береженья воевод своих, боярина своего и воеводу князя Василия Васильевича Шуйского, да боярина и конюшего князя Ивана Федоровича Телепнева, и иных своих воевод многих со многими людьми, да и в иные города порубежные, на Тулу и в Калугу иных многих воевод со многими людьми послал для береженья». Впрочем, это оказался лишь пролог крупного вторжения, и две недели спустя, «февраля в 13 день вести пришли, что крымские люди под украиною были многие, но на украину не приходили, верст за пятьдесят от украины воротились и пошли прочь».

Настоящее же вторжение состоялось полгода спустя, в августе 1535 г.: крымцы «пришли на рязанские украины безвестно, августа в 18 день, в среду, а великому князю вести не учинилось». Впрочем, несмотря на внезапность нападения, пересечь хорошо укрепленную и организованную оборонительную линию по Оке татарам уже не удалось: «Воеводы татарам реку не дали перелезть и многих татар побили. И татары пошли от берега прочь и начали воевать Рязань». Тем временем и русские воеводы не стали отсиживаться за рекой и, «избрав легких воевод, послали на татар. В едино место князя Романа Ивановича Одоевского да Ивана Ивановича Хабарова, а в другое место князя Дмитрия да Петра Андреевичей Куракиных, да князя Михаила Друцкого. И воеводы, посланные за реку под татарских людей, татар не в едином месте били загонщиков, а иных живых переимали. Татары же, отойдя от Рязани на три днища, стали на поле». При этом они понесли весьма существенные потери: «Воеводы многих татар побили, всех пятнадцать тысяч».

По сути, на этом активные боевые действия и закончились – московские стрельцы уверенно удерживали Оку и вытеснили татар с украин, однако последовать за ними в поле не решались. Там татары были в своей стихии и всегда готовы были завязать бой на выгодных для них условиях. Однако и татары уже не могли без существенного численного превосходства не только форсировать Оку, но и безнаказанно бесчинствовать на пограничных землях – украинах. «Князь великий воеводам своим за ними ходить не велел того ради, что множество людей татарских, а велел воеводам своим стоять у Оки-реки на берегу». Интересно отметить места, где, по свидетельству летописца, московские воеводы уверенно громили татар – «не в одном месте в загонах, и у кошев, и на перелазах» – там, где войско крымцев было стеснено в маневренности и скорости передвижения, а значит, не могло в полной мере использовать свои традиционно выигрышные тактико-технические особенности.

Так постепенно, исподволь, достигался военный паритет Крыма и Москвы, которая все увереннее защищала свои рубежи. Впрочем, до окончательного обеспечения безопасности не только украин, но даже самой Москвы от татар было еще далеко, а о каком-либо относительно успешном походе на неприятельскую территорию – в Крым – и вовсе не могло быть и речи. Тем более, что общее геополитическое положение Московского государства в это время ухудшалось – с запада наседала Литва, а в Казани в сентябре 1535 г. был убит московский ставленник «князь Яналей» (Джан-Али) и казанцы призвали к себе на правление заклятого врага Москвы Сафу Герая.

Когда же московские бояре, правившие от имени малолетнего Ивана IV, попытались вновь вернуть себе Казань и стали готовиться к новому казанскому походу, Сахиб Герай грозно предупредил московитов о том, что в случае нападения на Казанское ханство обидчикам придется иметь дело лично с ним и его несокрушимым многочисленным крымским войском. «Казань – мой престол и моя земля», – заявил он, требуя от Москвы незамедлительно признать Сафу Герая законным правителем и заключить с ним мир. «Ты не знаешь меня и думаешь, что я такой же, как мои предшественники, – особо подчеркивал крымский хан, обращаясь к малолетнему московскому князю, – но я пойду на тебя… И пойду я не тайно – не говори потом, что я, как Мехмед Герай, пришел без предупреждения».

Свои угрозы хан подкреплял относительно незначительными до поры до времени вторжениями. Походы крымцев носили скорее беспокоящий характер, нежели претендовали на серьезный военный разгром московского войска и опустошение государства. Московиты относительно легко отбивали эти средние чапулы, преследовавшие не столько политические, сколько сугубо экономические задачи – награбить добра и захватить полон. Однако при этом ими успешно решалась также задача отвлечения существенных сил московитов от возможного вторжения в пределы Казанского ханства.

Так, в апреле 1536 г. «приходили татары азовцы и крымцы многие люди под город под Белев. И великого князя воевода и наместник белевский с детьми боярскими на них из города вышли, татар от города отбили и многих побили, а иных переимали». Летом 1536 г. «приходили крымские люди на украину, на Рязанские места», но также были отбиты. В 1537 г. «имали татары Тульскую украину. Тогда же убили князя Василия Веригина-Волконского. Того же лета татары приходили в Одоев, пришли под город вечером, а рано утром прочь отошли».

Наконец, всего месяц спустя после заключения 27 сентября 1539 г. шертной грамоты о мире с Крымским ханством, в октябре того же года «приходил Имин-царевич с многими людьми крымскими на Каширские места. И в то время вышел из Рязани великого князя воевода Семен Иванович Микулинский и пришел под крымских людей, языков поимал и к великому князю на Москву прислал, а иных в загонах татар побил. А царевич много попленил за небреженье наше». Это, впрочем, были всего лишь незначительные эпизоды военных набегов крымцев, совершенно померкшие в источниках и народной памяти на фоне грандиозного вторжения 1541 г.

Заключив на время шаткий мир с Москвой, крымский хан готовил очередное крупное военное вторжение в ее пределы, которое должно было стать настоящей карательной экспедицией против не в меру самостоятельного, распоясавшегося, по мнению правителя Великого Улуса, подданного – московского князя. Тучи над Москвой сгущались все сильнее, и было понятно, что следует готовиться к очередному крупному вторжению из Крыма. Московиты, в свою очередь, не оставляли планов покорить Казань, тем самым давая крымскому хану и причину, и повод для вторжения.

В такой обстановке осенью 1540 г. в Крымском ханстве был оглашен ханский приказ собираться в великий поход на Москву, столь же значительный по своим масштабам, как и недоброй для московитов памяти вторжение 1521 г. Польский король Сигизмунд с чувством глубокого удовлетворения писал, что осенью 1540 г. крымский хан Сахиб Герай «присягу учинил, хочет весной со всем войском своим пойти на Москву».

В мае 1541 г. русский посол Астафий Андреев докладывал, что хан уже вышел «в поле» и «стоит с многими людьми крымскими и с ногаями на Днепре на Ислам-Кермени, а ожидается с многими людьми. А говорят в Крыму, что царь хочет идти на великого князя». Крымское войско, усиленное отрядами турецких янычар и имевшее пушки, насчитывало свыше ста тысяч человек. 5 июля 1541 г. Сахиб Герай выступил в поход на Москву с целью полностью разгромить Московское государство. Вскоре об этом стало известно в Москве: «Прибежали к великому князю из Крыма два полоняника, Якимко Иванов с товарищем, а сказали великому князю, что приехал в Крым царев человек Азыфергат, а сказал царю, что князь великий воевод своих с многими людьми послал с Казани. А царь забыл свою правду и дружбу, начал снаряжаться на Русь, и с сыном своим с царевичем Менгиреем, и всю орду с собой повел, а оставил в орде старого да малого. А с царем же князь Семен Бельский и многих орд люди, турского царя люди с пушками и пищалями, да из ногаем Бакий князь с многими людьми, да кафинцы, и астраханцы, и азовцы, и белгородцы. Идет на Русь с великою похвалою и повелел объявить в орде: которые люди с ним не поспевают выйти, и те бы его догоняли в Ислам-Кермене городке».