Тайны Великой Скифии. Записки исторического следопыта - Игорь Коломийцев Страница 53

Несмотря на мнимое тюркоязычие этих титулов, похоже, что все они имеют глубокие арийские корни. У древних иранцев «ан» переводилось как «страна» или «область». Айран — страна ариев, Туран — область кочевых турских племен. Поэтому, хан, очевидно, означало правитель страны. А каган, возможно, правитель правителей — император.

Как бы то ни было, но, едва освободившись от рабства, тюркские каганы (будем называть их так для простоты) тут же устремились в завоевательные походы и экспедиции. Мугань-хан — властитель Восточного каганата и верховный владыка тюрок — уже на следующий год после победы над жужанями покорил на севере государство Цигу, скорее всего, орду енисейских кыргызов. Вскоре ему присягнули на верность и протомонгольские племена, обитающие в Маньчжурии. Тюркское государство распространило свое влияние на всю северокитайскую Степь, вплоть до побережья Желтого моря.

А в северном Китае тем временем продолжали враждовать два государства: Чжоу (то самое, что заключило договор с Бумыном, чему так по-детски радовались тогда еще зависимые тюрки) и друзья их бывших врагов — Ци. В 561 году оба китайских правителя отправили послов с богатыми подарками к Мугань-хану, который, как переборчивая невеста, выбирал, кому отдать свои «руку и сердце». В конце концов, решил остаться верным старой дружбе. Тому способствовали 100 тысяч кусков шелка, ежегодно выплачиваемых китайскими союзниками. Еще через пару лет тюрки совместно с державой Чжоу осадили город Цзиньянь, но взять его не смогли и, ограбив окрестности, кочевники удалились в Степь.

После смерти Мугань-хана в 572 году его наследник Тобо-хан слегка сменил приоритеты и «уравнял в правах» оба северокитайских государства, получая дань и от тех, и от других. «Только бы на юге два мальчика (Чжоу и Ци) были покорны нам, — любил говаривать тюркский каган, — тогда не нужно бояться бедности»^{56}.

Но китайский Дракон уже начал свое очередное перевоплощение. Сначала в 576 году державе Чжоу удалось разгромить армию Ци и взять штурмом их столицу. После чего на захваченных территориях развернулась партизанская война, а в самом государстве-победителе вспыхнули восстания пограничных войск. Этим обстоятельством не преминули воспользоваться тюрки. В 578 году Тобо-хан наголову разбил чжоуские отряды и принялся грабить северо-западные земли. Ушел он в Степь лишь после заключения выгодного для себя мирного договора. Но это было чуть ли не последним проявлением слабости со стороны Поднебесной по отношению к тюркскому Элю.

Через три года Тобо-хан умер, а в Китае, совершив переворот и отстранив последних представителей загнившей династии Чжоу, пришел к власти грозный боевой генерал Ян Цзянь. Современники утверждали, что он был «гневлив, недоверчив и, не любя книг, действовал хитростью, умел заставить бояться себя, и его приказы исполнялись быстро и точно, государственными делами занимался с утра и до вечера, без признаков усталости». Новая династия Суй заняла ультранационалистические позиции, ее лозунгом можно было считать девиз: «Никаких уступок северным варварам». Генерал Ян Цзянь оказался упрям и самоуверен. О кочевниках-соседях он заявил буквально следующее: «Тюркские воины пренебрегают и наградами, и наказаниями, мало уважают начальников и, по большей части, не соблюдают порядка. Управиться с ними нетрудно…»^{56}.

В переводе на тюркский это означало — подарков больше не будет.

На самом деле тюркская армия была достаточна сильна, и китайским императорам династии Суй, несмотря на их высокомерное отношение к соседям, очень повезло. Ибо с самого начала создания нового степного государства, сразу после победы над жужанями, большая часть тяжеловооруженной панцирной конницы кочевников ушла на Запад. Не случись этого похода, история и Китая, и Тюркского каганата могла бы сложиться иначе. И отнюдь не в пользу Поднебесной.

На волне изобретения стремян и новой техники конного боя древним тюркам удалось создать самую совершенную армию своего времени. Конечно же, это была тяжелая кавалерия. Пехоты у этого племени не было. Вооружение всадника-воина составляли длинная легкая пика, так называемая камышина, прямой узкий меч-палаш или сабля с небольшим изгибом и достаточно широким клинком (своего рода переходный вариант от меча к сабле), а также сложный, сборный из дерева и роговых пластин лук гуннского типа.

Впрочем, лук как вид оружия тюрки не очень жаловали. Очевидно потому, что древнее искусство владения им, требующее многолетней тренировки, было во многом утрачено алтайскими кузнецами. По крайней мере, о своей державе тюркские каганы заявляли, что она создана «длинным копьем и острой саблей». Именно эти виды оружия вознесли данный народ к всемирной славе и сделали его основателем великого государства, превосходящего по своим размерам все ранее известные империи: Римскую, Александра Македонского или даже державу Аттилы.

Тюркский каганат в пору своего наивысшего могущества простирался от Желтого моря до черноморского побережья Кавказа и берегов Днепра, и от сибирской тайги до тропической Индии. Половина народов огромного азиатского континента признала власть наследников гуннов и преклонила головы перед черным знаменем с золотой волчьей головой.