Главный финансист Третьего рейха. Признание старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт Страница 53

Для беседы с министром финансов я был вполне готов. Знал, что два других банкира уже привлекались с просьбой заняться денежной реформой в качестве уполномоченных Комиссии по национальной валюте. Оба отклонили предложение. Поэтому я хорошо представлял себе, о чем пойдет разговор с Лютером.

Очень коротко Лютер изложил передо мной суть своего предложения. Моим первым вопросом был следующий:

— Герр Лютер, почему вы сами не займетесь этим?

Он привел тот довод, что уже загружен работой.

— Почему два других банкира отказались, когда вы сделали им свое предложение?

— Вероятно, они не чувствуют себя способными справиться с этим делом. И один из них был настолько наивен, что согласился взяться за работу только после введения рентной марки. Но это полное непонимание проблемы. Как раз этот ввод рентной марки в обращение и представляет жизненно важную проблему.

— Почему вы не предложите Имперскому банку провести денежную реформу?

— Вы хорошо знаете, герр Шахт, что председатель Имперского банка, который сам по себе вполне способен сделать это, находится в натянутых отношениях с правительством и президентом рейха.

Я, конечно, знал это. Правительство, как и президент Эберт, не раз давали Гавенштейну (президенту Имперского банка) понять, что ему следует подать в отставку. Но Гавенштейн имел пожизненное назначение и перед уходом в отставку, видимо, хотел среди прочего удостовериться, что его преемник будет придерживаться тех же взглядов на финансовые проблемы, что и он сам. Не было также секретом его желание иметь своим преемником Гельффериха. Но это назначение зависело от президента рейха, а Гельфферих был не тем человеком, которому доверилось бы правительство и сам Эберт.

Я раздумывал над проблемой. Несмотря на принципиальную готовность переключиться с работы в частном банке на государственную службу в сфере национальной экономики, я все-таки осознавал, что рассматриваю рентную марку исключительно в свете чрезвычайной меры, от которой следует отказаться по возможности скорее. Я считал единственным правильным решением восстановление золотой марки, а это невозможно было сделать посредством Рентного банка, но было вполне осуществимо с помощью Имперского банка.

— Прошу вас дать мне несколько дней для тщательного обдумывания вопроса.

— Искренне сожалею, но это совершенно невозможно. Вам следует дать ответ сегодня и принять обязанности уполномоченного Комиссии по национальной экономике немедленно.

— Каковы полномочия этого должностного лица?

Лютер объяснил. Мне будет предоставлена свобода действий во всех вопросах, касающихся денег и кредита, и я буду иметь непосредственный контакт с правительством, минуя различные министерства.

— Вы согласны, герр Лютер, чтобы я дал ответ о своем решении после полудня? Мне нужно завершить дела со своими коллегами и банком.

— Если вы примете решение после полудня, я буду вполне удовлетворен.

Я вернулся в банк, продумал свои планы и сообщил коллегам, что намерен принять правительственный пост, если банк освободит меня от контракта. Руководство учреждения не могло отговаривать меня слишком убедительно, поскольку банку как таковому было трудно сопротивляться правительственному предложению. Возможно также, что среди моих коллег были два-три человека, которые желали моего ухода. Ни один общественный деятель не может надеяться избежать недоброжелателей, а в моем случае обычные любители скандалов выступили на сцену позднее со сказками о большой сумме, которую, дескать, банк выплатил мне в качестве отступных. Правда состоит в том, что я никогда не добивался и не получал каких-либо отступных.

С уходом из банка я оставил все свои консультативные должности. Во всех банках было принято укреплять связи их директората и клиентуры (когда она представляла собой акционерные общества) посредством кооптирования ведущих банкиров в консультативные советы компаний. В их обязанности входило, прежде всего, развитие кредитных и финансовых отношений банков с этими учреждениями, а также консультации. С течением времени вошло в обыкновение преподносить эти консультативные должности в качестве доходных синекур. Однако помимо того, что вознаграждение за такую работу не всегда выплачивалось отдельным банковским служащим, но переводилось на счет банка, эта работа требовала немалых усилий и нервов. Такие обязанности невозможно было переложить на подчиненных, поскольку они почти всегда предполагали принятие ответственных и быстрых решений. В результате количество консультативных должностей, занимаемых ведущими банкирами, быстро росло. Сам я в течение ряда лет занимал их в целом около семидесяти. По свидетельству моей секретарши, я проводил в течение года в поездах не менее ста ночей, чтобы выполнить свои консультативные обязательства. Это может дать представление о такой работе.

На следующее утро, 13 ноября 1923 года, я приступил к выполнению своих обязанностей в качестве уполномоченного Комиссии по национальной валюте. Любопытно отметить, что число 13 часто играло определенную роль в моей жизни. 13 марта 1924 года я основал Дисконтный банк золотой марки. 13 мая 1927 года явился «черной пятницей» на Берлинской фондовой бирже. 13 января 1931 года я прибыл в Шевенинген на Гаагскую конференцию. 13 июля 1931 года канцлер Брюнинг вызвал меня для консультации в связи с банковским кризисом. 13 ноября 1923 года было днем, когда Штреземану удалось наконец провести закон, наделявший его полноценной властью, при помощи которой он подавил различные попытки организации мятежей и беспорядков по всей стране.

Четырьмя днями раньше, то есть вечером 9 ноября, мы пили пиво со Штреземаном, которого я знал уже двадцать лет, и обсуждали экономическое положение. Наш разговор неожиданно прервало сообщение из МИДа, информировавшее Штреземана о путче национал-социалистов Гитлера в Мюнхене.

Вплоть до 12 ноября, когда я сжег за собой мосты, моя частная жизнь протекала вполне счастливо. У меня была семья, круг друзей, приличный доход, дом с удобствами. Я делил свои деловые хлопоты с коллегами по работе, несшими равную со мной ответственность. Короче, если бы я не откликнулся на призыв помочь стране, то, вероятно, закончил бы свою жизнь в относительном покое и комфорте. Но я никогда не мог освободиться от переживаний по поводу благополучия народа. Никогда не рассматривал свою банковскую карьеру в качестве способа делать деньги. Скорее, я стремился использовать свою деятельность банкира для помощи немецкой экономике. Я понимал, что Германии угрожала опасность быть поглощенной коммунизмом, и считал своим долгом не уклоняться от дела, которое, как я надеялся, было мне под силу.

Поскольку моя жена находилась в Лозанне, я не мог обсуждать дела с ней. Все, что я мог, — это сообщить ей о своем решении; это означало также, что мне приходилось действовать без ее совета. Мне приходилось идти в одиночку. Я был востребован политикой, хотел того или нет, без поддержки хотя бы одной политической партии. Правда, я состоял еще членом Германской демократической партии, но не ощущал привязанности к ней. Я не допускал ни в малейшей степени, чтобы на мои взгляды и убеждения оказывали какое-нибудь влияние партийные соображения. Что касается политики, то у меня не вызывало сомнений, что я должен вести себя как «кошка, гуляющая сама по себе». Моей сферой деятельности была политическая экономия, но она изменяется с течением времени и не приноравливается к партийнополитическим представлениям.