Ульяновы и Ленины. Тайны родословной Вождя - Михаил Штейн Страница 53

Подходит к завершению наш рассказ о генеалогии В.И. О том, каким был этот человек и какие деяния совершил, — не одна библиотека всевозможных исследований. Но, думается, уход его из жизни и некоторые связанные с ним обстоятельства также следует рассмотреть.

Болезнь подкрадывалась незаметно и обрушилась внезапно не только для самого В.И. и его близких, но и для врачей. Ведь долгое время ничего, кроме сильного переутомления, они не находили. А то, что перегрузки, которые выпали на долю В.И., начиная с 25 октября 1917 г., были чрезмерными, сомнений не вызывало. Тем более они были тяжелы для человека, никогда до этого не занимавшегося государственной деятельностью.

Чтобы помочь главе партии и государства преодолеть недомогание (головные боли, нервозность, потерю работоспособности), еще в конце марта 1922 г. в Москву были приглашены известный немецкий терапевт Г. Клемперер и бреславский невролог профессор О. Фёрстер. Они установили небольшую неврастению вследствие переутомления. При этом Клемперер высказал предположение, что недомогание В.И. связано с токсическим воздействием на его здоровье свинцовых пуль, оставшихся в организме после покушения 30 августа 1918 г. 23 апреля 1922 г. специально приглашенный немецкий хирург Ю. Борхардт в Солдатенковской (Боткинской) больнице при ассистировании В.Н. Розанова, в присутствии главного врача больницы В.И. Соколова, наркома здравоохранения Н.А. Семашко, докторов Е.Ц. Рамонова и Я.Р. Гольденберга, успешно удалил одну пулю [449].

Но через месяц болезнь наносит первый удар. 25 мая 1922 г., когда В.И. отдыхал в Горках, у него внезапно начался первый острый приступ болезни, в итоге сведшей его в могилу. В результате этого приступа у В.И. ослабли движения правой руки и ноги, а также произошло расстройство речи. Болезнь продолжалась четыре месяца. В течение всего этого времени возглавлял врачей, лечивших его, срочно вызванный вновь из Германии О. Фёрстер. Он был, с небольшими перерывами, главным лечащим врачом В.И. с июня 1922 г. до его смерти.

13 декабря 1922 г. легкий приступ болезни повторяется, а в ночь с 15 на 16 декабря 1922 г. наступает резкое ухудшение состояния здоровья. Но речь не потеряна. Великолепно понимая, что это может произойти в любую минуту, В.И. буквально в ультимативной форме добивается права диктовать материалы, которые, по его мнению, должны помочь партии решить ряд насущных проблем в ходе строительства социализма, а также обратить внимание на некоторые кадровые вопросы, в частности, на необходимость смещения И.В. Сталина с поста Генерального секретаря ЦК РКП(б) в связи с негативными чертами характера. Сегодня мы знаем продиктованные В.И. материалы под названием «Политическое завещание».

10 марта 1923 г. новый приступ болезни окончательно выводит В.И. из строя. У него парализуется правая половина тела, теряется речь.

11 марта 1923 г. Политбюро ЦК РКП(б) принимает решение о расширении состава консилиума и о привлечении лучших врачей всех специальностей, включая и зарубежных (Германия, Швеция), которые смогут помочь уточнить диагноз и определить пути лечения.

А пока выдвигаются разные причины болезни. Об этом спустя 33 года в уже упоминавшемся письме Б.И. Николаевского Н.В. Валентинову от 17 августа 1956 г. говорится следующее: «Идею сифилиса у Ленина Политбюро совсем не отбрасывало. Рыков мне в июне 1923 г. рассказывал, что они приняли все меры для проверки, брали жидкость у него из спинного мозга — там спирохет не оказалось, но врачи не считали это абсолютной гарантией от возможности наследственного сифилиса; отправили целую экспедицию на родину, поиски дедов и т. д. Если бы ты знал, какую грязь там раскопали, — говорил Рыков, — но по вопросу о сифилисе ничего определенного…» [450]

Правнук А.Л.Бланка и двоюродный племянник В.И. профессор Н.В. Первушин, ссылаясь на циркулировавшие в эмигрантских кругах слухи, сообщает, что комиссия, работавшая в Астрахани, опрашивала «старожилов, помнивших астраханских проституток и завсегдатаев разных злачных мест. Вероятно, — добавляет Первушин, — именно к этим «материалам» и относилось замечание Рыкова» [451].

Трудно не согласиться с профессором Н.В. Первушиным, поставившим слово «материалы» в кавычки. Комиссия опрашивала людей, которые не могли знать А.А., Н.В. и И.Н. Ульяновых, ибо те умерли. Более того, на мой взгляд, подобный опрос являлся не только оскорблением, но и прямым издевательством над человеком, о здоровье которого, казалось бы, так трогательно заботились.

Другое дело, что идея сифилиса, приобретенного или полученного по наследству, «витала в воздухе». И не случайно. Если в наше время, когда врачи не могут поставить диагноз, они подозревают рак, то в двадцатые годы подозревали сифилис. Академик Российской академии медицинских наук Ю.М. Лопухин пишет по этому поводу: «Для врачей России, воспитанных на трудах С.П. Боткина, который говорил, что «в каждом из нас есть немного татарина и сифилиса» и что в сложных и непонятных случаях болезней следует непременно исключать специфическую (т. е. сифилитическую) этиологию заболевания, такая версия была вполне естественна. Тем более что в России сифилис в конце прошлого — начале текущего века в разных формах, включая наследственную и бытовую, был широко распространен» [452].