Салтыков - Сергей Мосияш Страница 53

Оттого и не сказал жене Петр Семенович, зачем зовут, надеясь отговориться у императрицы от столь высокого назначения. А что? Попросить хорошо, авось уступит, не назначит.

Однако ни назавтра, ни на послезавтра генерал-аншефа Салтыкова ко двору не востребовали. Ее величество были заняты на балу и в маскараде. Но на третий день после обеда прибыл на санях гвардеец:

— Пожалуйте к ее величеству.

Елизавета Петровна встретила старого генерала ласково. Она вообще к тем, кто когда-то служил при ее отце Петре Великом, относилась с особой нежностью и вниманием. Правда, служба Петра Семеновича легендарному монарху в краткий миг укладывалась — царь лично благословил его, шестнадцатилетнего мальчишку, на учебу во Францию. Но все равно, зрел живым батюшку ее величества, значит, ей ты почти родненький. Те, кто действительно служил Петру I, давно отошли в мир иной.

— Здравствуйте, дорогой мой Петр Семенович, — приветствовала императрица старика. — Как ваше здоровье?

— Спасибо, матушка, слава богу, еще в седле я.

И «матушкой» называть ее величество не всякому позволяется, разве же кому из лейб-кампании да вот вскормленнику Петра Великого.

— Как воюется-то, Петр Семенович?

— Помаленьку, помаленьку, ваше величество.

— Как по-вашему, Петр Семенович, отчего ныне год для нас столь неудачен на театре войны?

— Это как посмотреть, ваше величество.

— Ну как смотреть? Вот Цорндорфское сражение взять. Проиграли же?

— Я бы так не сказал, ваше величество. Тяжелое оно было, слов нет. Но победителей в нем не оказалось, хотя крови море пролили.

— Ну как же, вон Фридрих на всю Европу раструбил: я победитель!

— Вострубить дело не хитрое, матушка. И мы б сие вполне могли б, да ведь совестно.

Елизавета Петровна засмеялась тихонько:

— Так, значит, король прусский без совести? Так?

— Ну как? Заглазно не в лад монарха, хотя бы и неприятельского, хаить. Но вояка он хороший, этого не отымешь. Хотя, конечно, насчет Цорндорфа прихвастнул.

— Прихвастнул?

— Прихвастнул, ваше величество. Треть своей армии положил, какая уж тут победа? Вон ваш батюшка, присной памяти Петр Алексеевич, под Полтавой в семь раз меньше шведов потерял. Вот то была победа.

Воспоминание об отце растрогали императрицу, даже глаза ее заблестели.

— Так вы считаете, пруссаков можно победить?

— Отчего ж нельзя, ваше величество? Эвон в октябре прошлом под Гохкирхом союзники наши разбили Фридриха преизрядно.

— Вот они-то разбили. А мы?

— Потому-то и разбили его, матушка, они в октябре, что мы его обескровили в августе. Да, да, именно поэтому. Он под Гохкирх обессиленный явился. И получил по зубам.

— Там, слышала я, и маршал Кейт погиб.

— Царствие ему небесное, — перекрестился Салтыков. — Добрый солдат был.

— Что-то вы супротивников все хвалите, Петр Семенович, — улыбнулась Елизавета.

— Так ведь не зазря, матушка. У того же Кейта я в подчинении обретался, видел в бою его. Орел! Обидно, конечно, что под чужие стяги улетел. Но что делать? Се ля ви, как говорят французы.

И даже намеком не осмелился Салтыков сказать, из-за кого «орел» улетел под чужие стяги, пусть сама догадывается.

— Значит, вы считаете, что короля прусского можно побеждать, Петр Семенович?

— Любого можно, ваше величество, победить, ежели с умом к делу подойти. Перехитрить, ежели. Он ведь Фридрих-то оченно хитер, его на арапа не возьмешь, помозговать надо.

— Вот вы и попробуйте. А? Петр Семенович?

Салтыков смутился, пришел отказываться, а угодил, как кур во щи, вроде сам напросился. Сказал смиренно:

— Как прикажете, ваше величество.

— Я посоветовалась с Конференцией, и решили вас назначить главнокомандующим в армию.

— А как же Видим Вилимович?

— У него не получается что-то. Пишем ему, ступайте к Одеру, воюйте. А он ни с места.

— Так ведь зима, ваше величество, куда ж идти? Коней-то чем кормить? Вот в мае трава высыпет, тогда другое дело.

— И вы не поведете?

— Зимой и я не поведу, — твердо сказал Салтыков, в душе радуясь: сейчас, мол, отмотаюсь от главнокомандования.

Однако императрица, вздохнув, неожиданно согласилась:

— Вот видите, вы мне открыли глаза. А Фермор пишет: не пойду, и все. Нет, чтоб объяснить. А ведь все просто: травы нет, не снегом же коней кормить.

«Ой лукавит матушка-то, ой лукавит. Гляди-тко, ровно вчера народилась, того не ведала, чем коней кормят». Однако сделал вид, что поверил ей. Решил сделать последнюю попытку:

— Я согласный, ваше величество, но не сейчас.

— А когда же?

— Сейчас зима. Вилим Вилимович с армией на зимних квартирах на Висле, все у него отлажено с провиантом, с доставкой, с обучением рекрутов. Зачем же мне вламываться в столь стройный механизм? С чего ради?

— Вы так считаете?

— Да, ваше величество. Получается, что я на готовенькое явлюсь. Совестно даже.

— Экий вы совестливый! — засмеялась Елизавета Петровна и не смогла отказать вскормленнику отца: — Ладно. Будь по-вашему, Петр Семенович. Поедете в мае, когда трава высыпет. Уж тогда спрошу с вас. За все спрошу.

— Спасибо, ваше величество, за душевность вашу. Спасибо. Сослужу, не обидитесь.

Выходя из дворца, радовался Петр Семенович. Во-первых, от того, что с ее величеством посчастливилось свидеться, не всякий день такое случается. Ну, а во-вторых, удалось хоть на время отдалить назначение. А к маю, глядишь, передумают.

Дома на вопрос супруги «Зачем звали?» признался:

— На главнокомандующего сватают, мать.

— Ну и согласился?

— Дык куда денешься, назвался груздем…

— Червив груздь-то, — усмехнулась Прасковья Юрьевна.

— Эдак, эдак, — согласился добродушно Петр Семенович. — Отговорился до мая обождать, може, кого помоложе отыщут.

Однако через неделю повезли Салтыкова молодому двору представлять. Тут уж он не стал и кавалерии надевать, явился в своем ландмилицейском мундире.

Великая княгиня, как и императрица, справилась о здоровье и, получив удовлетворительный ответ, спросила вдруг:

— А не страшно браться за сие?

— Страшно, ваше высочество, — неожиданно признался генерал. — Да куда денешься, назвался груздем, полезай в кузов.

Петр Федорович смотрел на нового кандидата в главнокомандующие почти с нескрываемым недоброжелательством.