Меч сквозь столетия. Искусство владения оружием - Альфред Хаттон Страница 52

Фехтовальщики XVIII века, постоянно практикующие дуэлянты, требовали усовершенствования своего оружия, а оружейники старались, как могли, удовлетворять эти требования, и, грубо говоря, примерно в 1760 году им удалось превратить несколько неуклюжий колишемард в изящное, легкое, как пух, оружие, известное ныне как «малая шпага». Значительный шаг в усовершенствовании оружия немедленно отразился и на усовершенствовании техники фехтования. Возможность кругового парирования признавалась еще даже до вымирания ранних форм шпаги — свидетельством тому, например, работы сэра Уильяма Хоупа. Но те шпаги были столь неуклюжи, что широкое применение таких приемов оказывалось невозможным, так что распространены были только простые способы парирования, для облегчения которых и был введен колишемард, с его утрированно широкой ближней к рукояти частью клинка.

^{Малая шпага с посеребренной рукоятью}

Жирар (1736), самый выдающийся французский мастер того периода, явно был недоволен степенью удобства бытовавших в ту пору шпаг. Он, как и ла Туш, Лианкур и многие другие до него, тоже советует время от времени держать оружие обеими руками, хотя и несколько по-другому. Он тоже описывает простейшее круговое парирование, называя его «контросвобождением». Кажется, публикация его работы и подтолкнула процесс усовершенствования шпаги. По мере того как все очевидней становилась польза кругового парирования, или контрпарирования, изменялась и форма клинка, чтобы облегчать это движение; утрированно широкая ближняя к рукояти часть была сужена, сам клинок, несколько удлиненный теперь, плавно сужался от рукояти до острия, и повседневная шпага дворянина 1760 года стала такой же легкой и удобной, как самая современная фехтовальная шпага.

Элегантное злое маленькое оружие достигло вершины своей эволюции, и в нашем распоряжении имеется несколько очаровательных образцов, красиво покрытых серебром. Отец великого дона Анджело в своем замечательном труде, впервые увидевшем свет в 1763 году, представляет нам круговое парирование как «парад с контросвобождением», а позже другой известный мастер, Оливье, чей труд в 1780 году был одновременно издан и на английском, и на французском языках, называет его, как и мы сегодня, «обратной квартой» и «обратной терцией» и считает эти движения обязательными к изучению для фехтования на малых шпагах.

Сейчас мы увидим, как благородные господа воспользовались этим усовершенствованным оружием: нравы и обычаи их мало чем отличались от нравов и обычаев их предшественников.

Поединок лорда Байрона и мистера Чеуорта

Эта печальная история очень похожа на историю майора Уанби и мистера Гауэра. В обоих случаях причина ссоры была до абсурда нелепой, в обоих случаях недоразумение случилось после совместной трапезы, подогретой вином, и опять же, в обоих случаях фатальный поединок происходил без секундантов или иных свидетелей, за закрытыми дверями.

В 1765 году лорд Байрон и мистер Чеуорт были крупными землевладельцами и близкими соседями в графстве Ноттингем, и отношения их всегда были дружескими. Встречаясь в Лондоне, они всегда обедали или ужинали вместе в компании друзей по графству в таверне «Звезда и подвязка» в Пэлл-Мэлл, где учредили некий «Ноттингемский клуб». Между скромным кругом избранных людей XVIII века и сегодняшними клубами с их дворцами есть огромная разница. В XVIII столетии у джентльменов со схожими вкусами или схожими занятиями в обычае было формировать себе круг социального общения. Они договаривались с хозяином какого-нибудь модного или, по крайней мере, респектабельного кабака или таверны (таверны того времени соответствовали сегодняшним ресторанам), чтобы тот выделил им особую комнату, куда обычных постояльцев, разумеется, не пускали. Члены этого маленького сообщества собирались там поесть и для всех прочих целей. Там они получали уровень обслуживания и внимания повыше, чем если бы они просто заходили поесть, как обычные посетители. Именно так зарождалась клубная система как таковая.

Итак, 26 января 1765 года лорд Байрон и мистер Чеуорт обедали у себя в клубе в компании еще десяти или двенадцати друзей по графству — землевладельцев и светских персон; разговор естественным образом зашел об охоте, о животных и об их охране. Мистер Чеуорт выразил мнение, что с такими злодеями, как браконьеры, следует разделываться жестоко и решительно, а лорд Байрон придерживался точки зрения, что можно их и не трогать, дескать, пусть зайцы и кролики сами спасаются, как умеют. Завязался спор, и наконец мистер Чеуорт воскликнул:

— Да если бы не я и не сэр Чарльз Седли, то вам вообще было бы не на кого охотиться на своих землях!

В ответ на это лорд Байрон предложил пари на сто фунтов, что у него зайцев и кроликов больше, чем у самого мистера Чеуорта. Последний тут же принял пари и, по сведениям одного из историков, демонстративно послал за пером и чернилами, чтобы зафиксировать факт спора, чем мог дополнительно разозлить его светлость. Однако тут вмешались остальные участники обеда и начали убеждать, что лучше не фиксировать пари, потому что суть спора такова, что проверить ее просто невозможно. Лорд Байрон, разгоряченный донельзя, не унимался:

— И при чем здесь сэр Чарльз? Я вообще не знаю, где его владения!