Меч сквозь столетия. Искусство владения оружием - Альфред Хаттон Страница 51

Имеются и другие показания различных свидетелей, но они не стоят того, чтобы приводить их здесь.

По результатам расследования все четверо участников дуэли получили обвинения в умышленном убийстве.

Особые раны двух вышеупомянутых пэров, суббота, 15 ноября 1712 года

«Доктор Ронджат, королевский хирург, получил вызов к герцогу Гамильтону, прибыл на вызов около восьми утра и обнаружил Его Светлость мертвым на постели. Герцог был одет; доктор срезал одежду и, проведя осмотр тела, обнаружил, что артерия на правой руке перерезана, и именно это послужило непосредственной причиной смерти. Кроме того, было обнаружено еще две раны: одна — на левой стороне груди, на три дюйма выше соска, шириной в два дюйма, около восьми дюймов глубиной, под углом уходящая вправо, и вторая — в правую голень, около трех дюймов шириной.

Когда тело лорда Могуна привезли домой, его духовник отправился к месье ла Фажу, известному хирургу, который, прибыв и осмотрев тело, обнаружил на нем три раны: одну — справа, прошедшую под углом через все тело насквозь и вышедшую над левым бедром; еще одну, очень большую, — в паху справа, эта рана рассекла бедренную артерию, что и стало непосредственной причиной смерти, и, по данным «Ньюгейтского вестника», три пальца на левой руке покойного были почти отрезаны».

Эти подробности представляют значительный интерес. По характеру ран, полученных обоими, можно предположить, что они были нанесены оружием, имеющим как острие, так и режущие кромки, то есть что оба благородных господина были вооружены не трехгранным колишемардом, а более старомодной плоской обоюдоострой малой шпагой. Раны обоих описываются как очень широкие, и причинены они не одним лишь уколом, кроме того, в обоих случаях имеет место серьезное повреждение артерии. Порез левой руки лорда Могуна (как в случае с Келюсом) явно является следствием попытки парировать или захватить ею оружие противника, что более успешно реализовал один из секундантов, полковник Гамильтон, парировавший «яростный наскок» Маккартни квартой, и, захватив шпагу противника левой рукой, мгновенно вырвал ее из руки противника. Это был один из приемов, которым обучали всех фехтовальщиков того времени, чтобы они имели возможность при случае окончить бой без кровопролития.

Этот лорд Могун, к счастью последний в своем роде, был человеком характера, мягко говоря, беспокойного, что ясно видно из следующей истории.

Убийство Маунтфорда

В своем «Романе о дуэли» Штейнметц, как и Миллинген, на которого первый часто ссылается, приводит, кажется, вполне точное описание этого жестокого преступления.

Лорда Могуна, закоренелого развратника, всегда окружала свита, состоящая из людей еще хуже, чем он сам, среди которых был и некий капитан Холл. Этого капитана сильно привлекала, в некоторой степени своим очарованием, а по большей части своими доходами, популярная в ту пору актриса миссис Брейсгирдл. У этой дамы сложились на профессиональной почве дружеские отношения с молодым актером мистером Маунтфордом. Это был женатый мужчина, и он мирно жил дома со своей семьей, но Холлу вздумалось вообразить Маунтфорда своим соперником. И он решил убить одним выстрелом двух зайцев — и даму силой похитить, и воображаемого соперника устранить, а будучи беспринципным негодяем, в средствах Холл решил не стесняться и рассказал о своей идее другу и покровителю Могуну. Тот всегда был рад поучаствовать в любом насилии и быстро со всем согласился.

Для осуществления своего плана они наняли экипаж, разместили в удобных местах лошадей и приказали кучеру быть наготове на Друри-Лейн, возле театра, в условленный вечер к девяти часам. Войдя в театр и пройдя за кулисы, они обнаружили, к своему разочарованию, что в тот вечер имя миссис Брейсгирдл в афишах не значилось; зато им удалось узнать, что у нее ожидался ужин с друзьями в доме мистера и миссис Пейдж. Негодяи залегли в засаду неподалеку от этого дома, прихватив с собой банду нанятых Холлом громил. Ужин закончился, миссис Брейсгирдл с матерью спокойно направились домой в сопровождении брата и мистера Пейджа, но тут бандиты во главе с нашей парочкой набросились на них, схватили даму и попытались затащить ее в экипаж. Началась потасовка. Мистер Пейдж набросился на Холла и доставил тому массу хлопот, его светлость занялся братом дамы, а миссис Брейсгирдл-старшая вцепилась в дочь и во весь голос звала на помощь. На шум собралось столько народу, что наши джентльмены сочли за лучшее бежать. Но они отнюдь не успокоились и стали теперь ждать Маунтфорда. К своему несчастью, возвращаясь из театра, он попал прямо к ним в руки. Лорд Могун шагнул вперед и обратился к нему самым учтивым и дружеским образом. На шутливый вопрос Маунтфорда, что тот делает на улице так поздно ночью, Могун ответил:

— Я полагаю, вы уже слышали насчет леди?

— Надеюсь, — невинно ответил Маунтфорд, — моя жена не дала вашей светлости повода для обиды?

— О нет, разумеется! — воскликнул Могун. — Ваша жена тут ни при чем, речь идет о миссис Брейсгирдл!

— Миссис Брейсгирдл? — удивился Маунтфорд. — А ко мне-то она какое имеет отношение? Кстати, надеюсь, ваша светлость не одобряет поведения Холла по отношению к ней?

На этих словах негодяй Холл, стоявший со шпагой наготове, шагнул вперед, без лишних слов всадил клинок в тело несчастного актера, оставил его лежать мертвым на мостовой и тут же пустился наутек. Раздались крики «Убили!», собралась толпа, появилась стража, и Могуну пришлось сдать оружие, при этом он выразил надежду, что Холлу удалось спастись, и у него хватило наглости даже похвастаться тем, что он поменялся с беглецом плащами, чтобы тому легче было скрыться.

Конец майора Уанби

Недоброе это было дело. Случилось оно в 1726 году и кончилось смертью обоих джентльменов.

Майор Уанби, мистер Гауэр, мистер Рич и еще два джентльмена ужинали вместе как-то вечером в таверне, название которой выскользнуло из нашей памяти. Бутыль, как было принято в те дни, вольно пускали по кругу; покончив с трапезой, джентльмены решили развлечься игрой в кости. Беда началась с очень глупой и вульгарной шутки мистера Гауэра. Мистер Рич объявил ставку в три полукроны, а мистер Гауэр нагло швырнул на стол три полупенсовика и крикнул: «Принято!» Майор Уанби поставил на тот же кон свои три полукроны и проиграл их. На самом деле если у кого и был повод обидеться на неуместный поступок мистера Гауэра, так это у мистера Рича, но тот мудро счел ниже своего достоинства связываться. Но вот майор Уанби, уже порядком пьяный да к тому же еще и расстроенный неудачной игрой, всерьез разозлился на Гауэра из-за такого пустяка (что ж, бывает и так, что комариный писк раздражает сильнее, чем жужжание шмеля, а когда приходит вино — рассудок, увы, уходит). Так и Уанби высказал Гауэру в лицо, что класть медяки вместо монет — это неджентльменский поступок и на такое может быть способен только наглый щенок. Мистер Гауэр в горячке ответил:

— Это речь подлеца!

Еще более распаленный этими словами, майор кинул в голову мистера Гауэра бутылку, но не попал толком, а лишь отряхнул пудру с его парика. (Все, старые и молодые, носили в те дни парики. Смешная мода, правда?) Мистер Гауэр тут же вернул этот комплимент с помощью канделябра, с еще меньшим эффектом. Видимо, состояние этих джентльменов совершенно точно оставляло желать лучшего, раз они оказались неспособны попасть друг в друга с расстояния в один обеденный стол. Разозлясь донельзя, оба вскочили и бросились к своим шпагам, которые висели на стене. Мистер Гауэр обнажил свою шпагу, а майору Уанби друзья помешали это сделать; тогда мистер Гауэр отбросил оружие в угол. Были произнесены все разумные аргументы, спорщиков вроде бы помирили, и вся компания уселась обратно и еще часок предавалась игре. Бутылка, естественно, продолжала ходить по рукам, подогревая затаенный гнев вспыльчивого майора.