Северная Русь: история сурового края ХIII-ХVII вв. - Марина Черкасова Страница 52

Во владимирском с. Харитонове, принадлежавшем Троице-Сергиеву монастырю, приказчик, согласно уставной грамоте соборного старца Варсонофия Якимова 1590 г., не взимал с семейных праздников где случалось «пивцо особное», никаких пошлин, а с братчин ему полагалось 2 деньги. Вероятно, это указывает на выстраивание взаимоотношений сеньориальных агентов со всем общинным коллективом, а не отдельными крестьянскими семьями/ дворами/хозяйствами, об определённой автономности повседневной жизни семьи от феодального вторжения. Этот принцип был обычно-правовой нормой.

В приходо-расходных книгах великоустюжского Троице-Гледенского монастыря второй половины XVII в. отмечены расходы на покупки: во-первых, мёда и хмеля для приёма начальных людей, подьячих и гостей в игуменской келье «на пиво на сыту» к Троицыну дню; во-вторых, взносы «на всеуездный земский росход выборным людем сотскому и кабацкому целовалнику и зборному целовалнику и съезжей избы приставу и земской избы приставу и земскому дьячку и гонщику и довотчику» (речь шла о коллективной Прокопьевской трапезе, той самой «Прокопьевской мольбе», по которой имеется социокультурная статья Е. Н. Швейковской); в-третьих, праздничных великоденских перепеч (караваев) для поднесения владыке; в-четвёртых, праздничных подношений приказным людям в почесть; и, наконец, в-пятых, для платы работным людям, нанятым «к пивному варению».

В приходо-расходных книгах Николо-Коряжемского монастыря середины XVII в. (Усольский-Сольвычегодский уезд, смежный с Устюжским) были учтены поступления в ведомство келаря «провара от больших и малых пивных котлов». Провар (понимаемый как определённый выход пива или мёда в результате варки) здесь близок по смыслу к упомянутой выше древнерусской «переваре». Согласно приходному разделу в книге старца Козьмы 1665/66 г., размер «провары» за предоставление келарем в коряжемские деревни пивных котлов составлял: с большого котла 3 алт., с малого – 8 ден. Иногда подобные пошлины назывались «котельными деньгами». В новаторской статье Е. Н. Швейковской про земский пир на севере отмечена передача пивных котлов старостой устюжской церкви Петра и Павла земским старостам для варки пива к «Прокопьевской мольбе». «Провар» при этом был уплачен в размере 6 алт. 4 ден. В переписной книге Устюжской епархии 1696/97 г. по ц. Симеона Столпника в Устюге зафиксированы котлы-«седуны», кубы и трубы, обмазанные глиной печные места для «бражной перегонки и винного курения».

Николо-Коряжемский монастырь предоставлял крестьянам в деревни готовые «пивные дробины». Под ними следует понимать пивные дрожжи либо гущу, выжимку, осадок после приготовления пива или браги. Дробинами на юге назывались виноградные выжимки. В сентябре 1666 г. келарь Козьма сдал денежному казначею «зборных дробинных денег» 6 руб. 24 алт. В 1672 г. была составлена специальная книга келаря Власия записи денежного сбора с монастырских крестьян «за пивные дробины».

Имеется также немало конкретных свидетельств, хотя и более поздних, о конфликтах участников пира. Интересный факт отмечен В. В. Кошелевым – приглашение скомороха на пир в Суздале к посадскому человеку в 1630 г. и ссора с влиятельным осадным головой. Скоморох обозвал его «бездельником» и добавил, что не боится голову, находясь под защитой кн. И. И. Шуйского.

О том, что в деревнях Николо-Коряжемского монастыря во время праздничных братчин случались конфликты, свидетельствуют записи в тех же хозяйственных книгах о сборе «езда с братчинного дела». Речь должна идти о судебных пошлинах в пользу монастыря, взимаемых его агентами при расследовании конфликтов на крестьянских пирах. «Ездом» в средневековой Руси называлась судебная пошлина, взимаемая приставами (государственными или вотчинными) за доставку обвиняемых в суд. Размер её зависел от расстояния данного селения от места расследования и суда. Расчёт «езда» в белах от Орлеца в разные пункты Двинской земли приведён в Двинской уставной грамоте 1397 г. В Псковской судной грамоте «езд» составлял деньгу на 10 верст. Согласно 16-й статье Белозерской уставной грамоты, за «езд» доводчика в станы и волости взималась «на две версты деньга, а в городе хоженого деньга, а на правду (то есть на суд) вдвое». В кирилловских уставных грамотах конца XVI–XVII в. «езд» доводчика и приказчика определялся в их «ключах» 5 денег «на десять верст и болше», «хоженого» в селе – деньга. В севернорусском Судебнике 1589 г. (ст. 32) говорится, что приставу «езду имати на версту по денге, колко верст ни буди: хочет пеш поди, хочет лошадь найми». Средняя скорость передвижения в то время составляла пешком 25–30 км, верхом на лошади – до 50–60 км, с переменой лошадей – до 200 км. «Хоженое» доводчику в том же памятнике определялось «на версту по деньге, а в трапезе от поруки 2 деньги». Возможно, именно с трапезой связан запрет недельщикам и доводчикам при взятии человека на поруки претендовать ещё на «поклонное» и «поминки».

Сохранился фрагмент расспросных речей крестьян Николо-Коряжемского монастыря времени царствования Михаила Фёдоровича. В них описывается драка («подерюшка») между отцом и сыном – Ондроном и Степаном Нечаевыми во время крещенской ссыпной братчины. Подерюшка – это явно диалектное слово, поскольку аналогичное событие в одном документе Александро-Свирского монастыря 1659 г. (Обонежская пятина) называлось подерушкой. Данный текст насыщен диалогами и даёт основание для анализа методами дискурса, вычленения речевых актов. Текст насыщен определёнными речевыми оборотами, за которыми стояло соответствующее речевое поведение. Пострадавший от побоев отца Степан Нечаев тем не менее уважительно обращается к монастырскому слуге «господине», а своего отца не раз с пиететом называет «батюшко».

Из фрагмента расспросных речей видно, что, действительно, бытовало выражение «пить братчину», организатор пиршества назывался брацким старостой (здесь это Демка / Дементий, подавший в монастырь исковое заявление), а участники – сыпцами. Перед нами словно оживают статьи Псковской Судной грамоты… Расследование проводил монастырский доводчик с выборными сотским и двумя десятскими. Показательно, что он осматривал пострадавшего и спрашивал его, не сторонний ли человек дерзнул нанести ему увечье. Данное дело закончилось, видимо, взиманием пени в монастырскую казну с подравшихся, ведь примирения «не вышед с пира» у них, хотя это и были отец с сыном, не произошло, дело получило огласку и было доведено до монастырского суда. Датировать этот конфликт помогает соответствующая запись в приходной книге старца Антония от 26 февраля 1632 г.: «Взял по наказной памяти с Емския волости братчинново дела 3 алт. 4 ден.». Запись включена в 5-ю главу приходной книги «приход денгам с судных дел и езду».

Описанный случай напоминает конфликты, предусмотренные уставной грамотой Кириллова монастыря 1593 г.: «А которого человека поколют или убиют болечо не до смерти…» В кирилловских уставных 1654 и 1676 гг. в случае драки между крестьянами пошлина «смотреное» (в отношении избитого или раненого человека) на виноватом взималась в размере 2 алтын. В опубликованной С. М. Каштановым общей жалованной грамоте серпуховскому Высоцкому монастырю 1556 г. доводчику с тиуном полагалась гривна «осматривалного». В грамоте суздальского Спасо-Евфимьева монастыря 1547 г. в подобных случаях «явка» и «смотренное» с крестьян не брались. Согласно включенным в опись Спасо-Каменного монастыря 1701/02 г. уставным записям, приказчик брал «смотренное с человека, кто бит до крови или до чёрного знамени» в размере 4 алт. 2 ден. В 1691 г. архимандрит патриаршего Воскресенского Череповецкого монастыря Гурий с братией расспрашивали одного из крестьян, приглашённого другим «в дом на пир», где произошла колоритно описанная драка между участниками. В ход были пущены и словесные оскорбления, и «подручные» средства – нож и даже светец, сама же «разборка» совершалась в темноте. В ходе её отец тоже бросался на сына.