Дзержинский. От "Астронома" до "Железного Феликса" - Илья Ратьковский Страница 51

Ваш Юзеф

P. S. В последние дни февраля я уже вернусь, во вторник еду на неделю в Нерви» ^[486].

Поездка в Нерви, небольшую деревушку, в семи километрах от Генуи не была обычным путешествием. «Есть там товарищ, у которого хочу узнать некоторые подробности того, что было после моего отъезда из «Замка» — тюрьмы. Все это так и не уходит из моего сердца», — писал Дзержинский в одном из писем. Здесь он получил документы о провокаторах в польском движении. Эти бумаги он будет разбирать позднее. Не случайно поэтому его письмо Ледеру от 4 февраля: «Пришлось над этим немного поработать. Ясно вижу, что в теперешних условиях подполья деятельность наша в стране будет сизифовым трудом до тех пор, пока не удастся все же обнаружить и изолировать провокаторов. Надо обязательно организовать что-то вроде следственного отдела» ^[487].

Ответное письмо его «Пани» делает Дзержинского счастливым.

«Увидел новую прелесть моря, неба, скал и деревьев, детей, итальянской земли… В душе пропел тебе благодарственный гимн за слова твои, за боль и муку твою, за то, что ты такая, какая есть, что ты существуешь, за то, что ты так мне нужна. Мне всегда казалось, что я тебя знаю, понимаю твою языческую душу, страстно желающую наслаждения и радости. Ты внешне тихая и ласковая, как это море, тихое и глубокое, привлекающее к себе вечной загадкой. Море само не знает, чем оно является, — небом ли, которое отражает золотистые волны, звездой ли, горящей чистым светом, или солнцем, которое сжигает и ослепляет. Или оно — отражение той прибрежной скалы, застывшей и неподвижной. Но море отражает жизнь. Оно само мучится всеми болями и страданиями земли, разбивает грудь свою о скалы и никак не может себя найти, не может познать, потому что не в силах не быть самим собой. Вот такая и ты… Я хочу быть хоть маленьким поэтом для тех, которым жажду добыть луч красоты и добра».

Вскоре отдых закончился. Дзержинский отправляется назад в Германию. Он тепло, с цветами, прощается с Горьким и покидает Капри. Отсюда он увозит чувство красоты, которое хочет превратить в новые «деяния». Ему немного грустно, но он радуется, что возвращается к работе, к повседневной жизни. «Два последние года измучили меня, оставили после себя такую усталость. Несколько недель, проведенные здесь, придали мне новые силы».

По дороге он посещает Неаполь, Рим, Нерви, Геную, Монте-Карло. Здесь он даже посетил казино и выиграл там 10 франков. Уже из Монте-Карло он поехал в Швейцарию. Он покидает солнечную Италию, но это его не огорчает, так как он едет к своей возлюбленной, с которой у него возобновилась переписка. Однако в Швейцарии выяснилось, что его надежды необоснованны. Не состоялась даже их встреча. Возможно, это было лишь отзвуком прежних чувств. Позднее из Кракова он напишет Сабине: «То, что произошло со мной, напоминает судьбу яблони, которая стоит за моим окном. Недавно она вся была усеяна цветами — белыми, пахучими, нежными. Но вот налетел вихрь, сорвал цветы, бросил на землю… Яблоня стала бесплодной. Но ведь будет еще весна, много весен». Утешает его будущая работа и природа Швейцарии. Любовь к горам останется навсегда в его сердце. «Так прекрасен мир! И тем более сжимается мое сердце, когда я подумаю об ужасах человеческой жизни, и я должен опять возвращаться с вершин в долины, в норы», — писал он с сожалением сестре Альдоне 14 (1) марта ^[488].

Ему вновь надо было влезать в партийные распри, бороться с ликвидаторами отзовистами, как в рядах польско-литовской социал-демократии, так и в РАСДРП. В письме 2 марта Ледеру из Берна, познакомившись с январской резолюцией ЦК РСДРП, где содержались уступки ликвидаторам и отзовистам, он писал: «Резолюция ЦК не нравится мне. Она туманна — неясна. В объединение партии при участии Дана не верю. Думаю, что перед объединением следовало довести меков ^[489] до раскола, и Данов, ныне маскирующихся ликвидаторов, предварительно выгнать из объединенной партии» ^[490].

Из Берна, кратковременно на несколько часов посетив Цюрих, Дзержинский выехал в Германию и уже 3 марта был в Берлине, где встретился с Адольфом Барским и другим польскими социал-демократами. Попытка возобновить отношения с Сабиной Файнштейн в начале 1910 г. оказалась неудачной, несмотря на все усилия с его стороны, и он переключился на партийную работу.

В Берлине он проработал почти две недели, познакомившись с протоколами заседаний Главного Правления за время своего пребывания в тюрьме, ссылке и на лечении, с другой партийной литературой. Приняв 19 марта от Тышки кассу Главного Правления, он выехал в Краков ^[491]. Здесь последний раз ждал Сабину, она так и не приехала, и Дзержинский постарался вычеркнуть ее из своей жизни.

В Кракове Дзержинский, как секретарь и казначей Главного Правления партии, руководит подпольной революционной работой в городе, ведет борьбу с ликвидаторством и отзовизмом. Также здесь возобновляется его знакомство с Софьей Мушкат, выехавшей за границу в конце года после освобождения из тюрьмы, где она находилась три месяца ^[492]. В определенной степени это была ее инициатива, так как окончательное расставание Феликса с Сабиной произошло еще совершенно недавно. Встреча произошла во второй половине марта. Сама встреча могла и не состояться, так как Дзержинский буквально бомбардировал письмами Главное правление с предложением отправить его в Санкт-Петербург в качестве представителя Главного правления, но его отправили в Краков, не желая новых петербургских конфликтов с меньшевиками.

Софья Мушкат, отмечая при их новой встрече солнечный загар на лице Дзержинского, вместе с тем указывала и на появление глубоких морщин, которых ранее не было ^[493]. Дзержинский предложил Софье Мушкат привести в порядок архив партийных документов, находившихся на квартире, которую снимал Дзержинский вместе с Вицеком (Даниель Эльбаум). Софья охотно согласилась и уже на следующий день была в пригороде Кракова Лобзове, где жил Дзержинский. Это было удаленное от Кракова место, к тому же малярийное. Поэтому через полтора месяца, 4 мая 1910 года, Дзержинский переехал на другую квартиру. Ее он снимал вместе с Ганецким и еще одним товарищем по партии, при этом проживая в проходной кухоньке ^[494]. Софья Мушкат продолжила свою работу над документами и здесь.