Шесть лет с Лениным. Записки коменданта Кремля - Павел Мальков Страница 51

Я всегда удивлялся тому, насколько он ограничивал себя во всем. Сидим бывало группой охотников, закусываем. Ильич всем предлагает бутерброды:

– Кушайте, товарищи, кушайте!

Всех старается угостить, а сам съест одни бутерброд – и все. А то бывало возьмет кусок черного хлеба, посолит погуще, выпьет два стакана чая и сыт.

* * *

В один из воскресных дней Владимир Ильич отправился на машине в деревню Монино, расположенную в семидесяти километрах от Москвы по Северной дороге.

По словам одного егеря, проживавшего в Монино, лес, примыкавший к деревне, представлял собой прекрасное место для осенней охоты на зайцев и тетеревов.

В Монино мы ехали впервые. Нас встретил знакомый егерь и повел в небольшой, очень опрятный дом, стоявший в центре деревни. Владимир Ильич обратил внимание на то, что домик, в который мы направлялись, стоит рядом с церковью.

Хозяин встретил нас радушно, просил располагаться по-домашнему. Это был пожилой статный мужчина, мало напоминавший крестьянина, скорее похожий на учителя или агронома. Бросались в глаза книги, стоявшие на полках..

Общительность Владимира Ильича нашла живой отклик в нашем гостеприимном хозяине. Владимир Ильич любил беседовать с людьми, умел вызывать собеседника на откровенность.

– Ну, расскажите, товарищ Предтечин, – обратился Владимир Ильич к хозяину, – как живут ваши крестьяне, что думают они о советской власти, каковы их настроения.

Предтечин, не подозревавший, что с ним говорит Ленин, охотно и остроумно рассказывал, как жили крестьяне до революции, как восприняли они советский строй. Затем заговорили о сельском хозяйстве, о житье-бытье отдельных крестьянских семейств, о будущем советской деревни. При этом наш хозяин обнаружил очень любопытные взгляды на быт крестьянина и высказал Ленину интересные мысли о сельском хозяйстве.

– Да, все это чрезвычайно интересно, – сказал Владимир Ильич. – Вы, должно быть, агроном? Нет?

– Нет… – уклончиво ответил Предтечин и немного смутился.

Ленин поднялся и сказал:

– Ну, а теперь – в лес! На охоту! Пойдемте с нами, товарищ Предтечин, – предложил он хозяину!

Тот согласился, принес из соседней комнаты ружье, и мы двинулись в путь.

Мы углубились в лес. Собаки были пущены вперед, руководил охотой егерь. Мы разделились на две группы: Владимир Ильич и Предтечин пошли вправо, а я с егерем – влево. Как-то неожиданно егерь обращается ко мне:

– Какая, по-вашему, профессия у этого Предчетина? Вот удивлю вас: он священник, служитель культа.

– Что? Поп? Вы шутите…

– Нисколько. Он служит в той самой церкви, что рядом с его домом. Но он не такой, как все попы… Он не фанатик. Видите – на охоту пошел с нами.

Я решил тотчас же сказать об этом Владимиру Ильичу. Вот, думаю, будет изумлен! Возмутится, вероятно, что его привели в избу попа.

Но сказать об этом удалось только к вечеру, когда мы возвращались с охоты.

Охота была удачная: у каждого из нас висело много убитых зайцев. Владимир Ильич был в отличном расположении духа.

Приближаясь к дому Предтечина, мы с Владимиром Ильичом немного отстали, и тут я сказал ему:

– А ведь Предтечин вовсе не агроном и не учитель, а поп.

Ленин остановился и недоверчиво сощурил на меня глаза.

– Как так – поп? Вероятно, бывший?

Я объяснил, что вовсе не бывший. Владимир Ильич сначала отказывался верить.

Через несколько минут между Лениным и Предтечиным завязался разговор, который остался у меня в памяти навсегда.

– Послушайте, – начал Владимир Ильич, – о вас ходят слухи, что вы священник. Что это – правда?

– Правда. Я состою в духовенстве около двадцати лет.

– Не пойму, какой же вы священник? Голова у вас стриженая, одежда обыкновенная, и на моих глазах вы убивали животных!

Предтечин улыбнулся и после паузы сказал:

– Я понимаю ваше недоумение. Моя внешность и мое поведение не в ладу с религией… Это правда.

– А убеждения? Неужели вы служите религиозному культу по искреннему убеждению?

Предтечин, видимо, понял, что перед ним человек, с которым надо говорить откровенно или вовсе прекратить разговор.

– Видите ли, – произнес Предтечин, – я служитель культа только в известные часы, по воскресеньям…

– Как вас понять?

– Убеждения не всегда идут в ногу с профессией. В жизни это наблюдается часто.

Владимир Ильич понимающе улыбнулся и сказал:

– А ведь всю жизнь кривить душой – это страшно, а? Сознайтесь!

Предтечин развел руками и уклончиво ответил:

– Я сам частенько удивляюсь: видит меня вся деревня, знает, что я направо и налево нарушаю религиозные правила, а ходят в церковь, слушают и верят мне.

– А почему бы вам не отречься? Вы могли бы заняться каким-нибудь полезным трудом.

Предтечин махнул рукой:

– Поздно. Возраст не тот… В мои годы заняться каким-нибудь ремеслом – трудно. А церковь меня обеспечивает все-таки. С этим надо считаться… Мой дед был попом, отец – тоже, ну и я пошел по той же стезе. Инерция! И что самое удивительное – ведь и отец и дед очень смутно верили… Одно слово – профессия!

Мы приблизились к дому Предтечина. Уже вечерело. Надо было собираться в путь, чтобы до наступления ночи прибыть в Москву. Прощаясь с Владимиром Ильичом, Предтечин как-то виновато сказал:

– Не осудите, гражданин, – много на этом свете всяких противоречий… Вы приезжайте к нам, поохотимся.

Эта встреча произвела впечатление на Владимира Ильича. Сидя рядом со мной в машине, он сказал:

– Видели, товарищ Гиль, на чем держится религия?

Как-то раз зимой Владимир Ильич, проезжая мимо одной подмосковной станции, увидел церковь, из которой валом валил народ. Был, очевидно, праздник. Владимир Ильич засмеялся и сказал:

– А помните, Гиль, как мы с попом охотились. «Профессия, – говорил он. – Инерция!»

* * *

Даже в дни своей болезни Владимир Ильич, по свойственной ему подвижности, не бросал прогулок, катанья на лодке, игры в крокет или городки. Если встречался хороший партнер, Владимир Ильич с большим увлечением играл и в шахматы. Он был прекрасным шахматистом, в молодости очень любил шахматы, но в последние годы все же предпочитал физические развлечения, особенно охоту. Он считал, что отдыхом от умственной работы могут быть только физические развлечения на свежем воздухе. Он иногда говорил мне при встречах:

– Ничего, товарищ Гиль, скоро встану на ноги, поправлюсь, и тогда снова возьмемся за старое! А хорошо бы сейчас на тетеревов пойти! Правда?