Все к лучшему - Юлия Барановская Страница 51

В августе Андрей приехал повидать детей, и я подумала, что нам все-таки стоит сесть за стол переговоров, иначе адвокаты нас втянут в бесконечную разборку. Я все еще заботилась о нем. Будь по-другому, я бы просто жила в Лондоне за счет выплачиваемых мне судом средств. Ведь и школу, и дом, по решению судьи, оплачивал Андрей. Все козыри были у меня на руках. Это его счета были арестованы, это ему приходилось раз за разом платить адвокатов. И все же я сделала первый шаг. Опять.

Я приехала к нему в отель, вызвала его на ресепшн с просьбой поговорить спокойно и без посторонних людей, потому что шутки закончились и надо как-то все решить. «Номер 318. Поднимайся», – ответил он.

Конечно, я поднялась в номер – я все еще любила его и очень соскучилась. Мы не спали вообще. Мы не могли расстаться. Мы не могли наговориться. Мы не могли остановиться. Это был бесконечный диалог. Бесконечный, непрекращающийся диалог рук, губ, тела… Он говорил, как ему плохо. Говорил, что живет не своей жизнью. Говорил, что живет не так, как он привык, не так, как ему нравится, что ему приходится делать огромное количество вещей, которые он не хочет, и как его все раздражает.

В какой-то момент я увидела в его чемодане детские кроссовки. Мальчуковые. Я знала, что у его женщины ребенок старше на год, чем Артем.

– Что это?

– Ну, ты же понимаешь, кому эти кроссовки?

– Я понимаю, что это то, чего я не хочу понимать.

Мне стало плохо. Он стал плакать:

– Отдай эти кроссовки Артему, Юль.

– Поздно уже. Ты их вез не Артему.

Мы вышли утром из отеля.

– Куда ты поедешь? – спросила я.

– Я пойду оплачивать твоих адвокатов, – ответил он.

Мы разошлись в разные стороны.

Вечером он забрал детей, и мы все вместе снова вернулись в отель, и так прожили два дня до его отъезда. Мы спали в одной кровати вместе с детьми. Если хотели побыть вдвоем, то уходили в ванную, как раньше. И естественно, мы договорились о мировом соглашении, которое больше было выгодно ему, чем мне. Там было все, что он хотел видеть. Мои подруги и сегодня считают, что он пошел на это видимое примирение и играл со мной в любовь намеренно. Я же не могу, не хочу в это верить, иначе я растопчу себя как женщину. Вот только трудно не признать, что у него был трезвый ум в тот момент, в отличие от меня. Я же соглашалась на все, что угодно, даже вернуться в Питер, чтобы окончательно расставить точки над и, разрешить все проблемы, да еще и остаться в хороших отношениях.

Андрей улетел. Я точно знаю, что в тот момент он жил один, потому что мы каждый день говорили по скайпу по три-четыре часа. Мы снова и снова обсуждали мировое соглашение и будущее. Он будто приглашал меня на какой-то садисткий танец. Продавливал один пункт и смотрел, пошлю я его или нет. Второй. Третий. И снова смотрел. Я каждый раз шла на уступки. Мой адвокат сто раз повторила: «Что ты творишь? Что ты творишь?» Но меня было уже не остановить, видимо, мне надо было пройти еще этапы унижений, чтобы окончательно стать свободной. Пережить одно-то расставание сложно, он же уходил снова и снова. И каждый раз через ад.

При этом его счета в Лондоне были все еще арестованы. Так что по большому счету все зависело от меня. Подписываю мировое соглашение – у него все хорошо. Нет суд продолжается и закончится для него куда как большими тратами.

В тот момент у нас с детьми заканчивались визы. Их можно было продлить в Лондоне, но легче и быстрее было это сделать в России. Андрей сам предложил нам вернуться в Питер. Сказал, что подключит к этому вопросу «Зенит» и пойдет с нами в посольство. С его разрешением на выезд и ходатайством мы бы получили все документы на руки дней за пять.

Господи, как же можно было еще доверять ему? Ведь в Лондоне я была в безопасности, а когда прилетела с детьми в Питер, то попала на его территорию, где мы зависели от настроения Андрея. Мы приехали летом, с минимумом вещей, всего на неделю, и застряли на полтора месяца. Сразу после того, как мы подписали мировое соглашение, Андрей отказался идти в посольство, а без этого наши документы рассматривали невероятно долго. Мои лондонские друзья были в шоке. Они до сих пор не могут простить себе, что были на отдыхе, а я осталась без их помощи и снова попала под его влияние.

Подошло время, когда детям надо было идти в школу, но Андрей не выходил на связь и отказался идти со мной, когда нас вызвали в посольство. Мне ничего не оставалось делать, как ехать к нему.

Я знала только номер дома – приехала, припарковалась, начала искать. Иду и вижу с левой стороны пункт скорой помощи, куча народу – водители, санитары курят, о чем-то разговаривают. Рядом подземный паркинг. Открываются ворота, выезжает машина, за рулем Андрей. Так получалось, что он выехал и вынужден был остановиться, потому что я стояла напротив. Он уперся мне в ноги и вместо того, чтобы выйти и поговорить, судорожно заблокировал двери, чуть приоткрыл окно и начал орать: «Помогите. Я Андрей Аршавин, известный футболист, мне тут фанатка под колеса кидается». Честно говоря, я остолбенела. Я в принципе не понимала, как на это можно реагировать. Прибежали два мужика, посмотрели на меня, мелкую, худую, на него, не знают, что делать. «Молодые люди, вы меня простите, пожалуйста, но я его жена, бывшая. Я просто пытаюсь с ним поговорить», – сказала я им. И до сих пор помню, как один постарше повернулся и сказал: «Андрей, ты так некрасиво себя ведешь, ужасно». Развернулся и ушел. Он остался сидеть в машине. Я ревела и умоляла: «Открой окно. Давай поговорим. Эта виза нужна детям. Им нужно идти в школу. У них нет одежды. Им не в чем ходить. Уже холодно, у них только летние вещи. Пожалуйста». Я стояла на коленях и без конца ревела. Он сидел в машине и кому-то звонил, не глядя на меня. Еще две недели назад он улыбался и говорил, что поможет и решит оставшиеся вопросы, и спал с нами в одной кровати. Что это? Иногда я думаю, что психическое расстройство… Иначе я просто не могу этого объяснить.

Унижение было не закончено, он недостаточно насладился. Приехала машина секьюрити. Оттуда вышли два жлоба. Они взяли меня и просто отнесли на пару метров, а Андрей с ехидной улыбкой проехал мимо. Люди у поста скорой помощи смотрели на это, открыв рты. Бог ему судья за все.

Кто-то скажет, что ситуация, когда я чуть не умерла в больнице, была куда страшнее, а его побег оттуда и нежелание никак принимать участие в решениях касательно меня – куда как отвратительнее. Нет. Там многое объяснялось страхом. Он все время спрашивал у врачей, в чем причина того, что случилось, пока моя подруга ему не сказала: «Причина сейчас сидит напротив меня». Андрей понял, до чего меня довел, и убежал. Но вопрос с этой охраной – не пустяк. Это подлость. Это была точка невозврата. На сей раз уже точно.

Я знала человека, который отвечал за его охрану, и спросила, почему он прислал туда ребят. Я же не слышала, что Андрей говорил по телефону. Мне было сказано, что они боялись за мою жизнь: «У нас другого выхода не было. Он бы тебя переехал». Не думаю, что это так. Ему нужно было меня унизить, и он это сделал. Самым извращенным способом, а на ребят зла я за это совершенно не держу.