Всеобщая история стран и народов мира - Оскар Йегер Страница 51

Попытки реформ Тиберия Гракха

Корнелия, мать юного Гракха, которую представляют женщиной необычайно умной, развитой и высоконравственной, и его отец, по доброму римскому обычаю во многих и различных должностях послуживший на пользу обществу с замечательным бескорыстием и тактом истинно государственного человека (особенно заслуживший большую признательность своим управлением в Испании), оба развили в своих сыновьях – старшем Тиберий и младшем Гае – с самой ранней юности высокое, чисто идеалистическое честолюбие.

У старшего брата к этому прибавилась дружба с несколькими благородно настроенными мечтателями греками, придерживающимися стоических воззрений, и когда в 133 г. до н. э. он стал добиваться трибуната, то уже не скрывал своего намерения ознаменовать вступление в должность крупным реформаторским мероприятием. Это мероприятие, с которым он и выступил, как только был избран в трибуны, состояло в том, что он предложил восстановить знаменитый закон Лициния-Секстия (367 г. до н. э.), по которому никто не мог обладать более чем 500 югерами общественной земли. По этому аграрному закону Семпрония признавалось возможным добавление еще 500 югеров для отцов, имеющих более одного сына; излишек же земли следовало поделить между нуждающимися гражданами в виде жребиев, размером доходящих до 30 югеров, которые затем уже не могли быть отчуждаемы продажей и должны были нести на себе самые умеренные подати. Для приведения закона в действие плебс должен был ежегодно избирать комиссию из трех выборных.

Возбуждение, вызванное этим предложением в среде высших сословий, было неописуемо. О законе Лициния все давно уже забыли, а правящие классы перестали различать действительную личную собственность от захваченной ими казенной земли; ее и закладывали, и в ипотечные условия ставили, и дарили, и наследовали, – и вот все общество поднялось против неслыханного новшества с такой яростью, как будто нарушались вполне законно приобретенные им права на владение неоспоримой собственностью. Тиберию Гракху приносит великую честь уже то, что он устоял в этой первой буре. Он не остался без поддержки, т. к. многие высокопоставленные лица высказались за него в сенате, как, например, знаменитейший знаток прав в тогдашнем Риме Публий Муций Сцевола, т. к. с юридической точки зрения предложение Гракха не представляло собой ничего противозаконного. Но у аристократов в руках было простое средство избавиться от ненавистного предложения – трибунское вето, у которого они давно уже отняли первоначальное значение, подчинив его своему произволу. Трибунство в течение весьма непродолжительного периода было сильным орудием в руках плебейской аристократии против патрициата. Но теперь предложение Гракха одинаково угрожало всей знати, и поэтому нетрудно было найти трибуна (Марка Октавия), который кассировал предложенный Гракхом закон. Но Гракх приступал к своей реформе с полной серьезностью и непринужденностью человека, убежденного в своей правоте и проникнутого своей идеей. Он пытался отговорить Октавия. Известно, что он даже предлагал ему возместить его возможные убытки из своих личных, Тибериевых, средств и, когда Октавий настоял на своем, Гракх решился наложить запрет на деятельность всех других сановников впредь до проведения в действие его законного предложения. Но оказалось, что орудие это уже не действует и что никто не желает такому закону повиноваться. Однако этот юноша с кроткой внешностью и мягким темпераментом оказался человеком весьма серьезным. Он сумел извернуться и поразить корыстную оппозицию в самое сердце: поднял вопрос о том, может ли трибун, явно исправляющий свою обязанность в ущерб всему плебсу, дальше оставаться трибуном? И предложил этот вопрос на решение народных комиций, т. к. Октавий все еще упорствовал. Все трибы высказались против Октавия, который тотчас же был смещен и заменен другим новоизбранным трибуном. И вот закон прошел, комиссия была избрана: сам Тиберий, его брат Гай, находившийся в отсутствии, и его тесть – Аппий Клавдий Пульхр. Дальнейший закон, проведенный без всяких затруднений, передал в руки этих троих мужей законное право произнесения решений, по которым тот или другой участок земли мог быть отнесен к государственным землям или к частной собственности.

Гибель Гракха. 133 г. до н. э.

Смещение трибуна во время его служебного года было шагом революционным. Там, где можно взывать к высшей власти большинства таким образом и где простое голосование может уже в одно мгновение решать всякие политические задачи – там уже нет закона, там господствует произвол народа и все зависит от благорасположения того или другого народного вождя. И Тиберий Гракх тоже не мог остановиться на первом шаге. Ради своего дела и собственной безопасности он обязан был выступить на выборы и в следующем году; но эти выборы не состоялись вследствие того, что противная Гракху сторона сослалась на закон, по которому вторичное вступление в ту же общественную должность могло быть допущено только после 10-летнего промежутка (закон 342 г. до н. э.). Однако Гракх не унимался и, чтобы поддержать свои выборы, указывал в будущем на многие другие важные для народного блага законы, которые собирался предложить. Одно из подобных предложений было даже проведено им: оно касалось казны царя Аттала III Пергамского, который умер бездетным и потому назначил своим наследником римский народ. Гракх предлагал обратить эту богатейшую казну на первое обзаведение новосозданных его законом землевладельцев. И не сенат, а именно народ должен был решить, как следует поступить с наследством, выпавшим на долю римского народа.

Именно в этот день выбора трибунов дошло до открытого насилия. Большинство сената решилось не допустить вторичного избрания опасного народного представителя и даже предполагало вовлечь его в процесс, как только его священная обязанность не будет служить ему защитой. В этом случае закон был на их стороне. Сенат был в полном сборе в одном храме, а на вершине Капитолийского холма, напротив храма Юпитера, собралась толпа противников и сторонников Тиберия Гракха, и в этой толпе находился он сам. Дело дошло до сумятицы и до насильственных действий между партиями, и жрецы храма поспешили закрыть двери святилища.

Этим моментом воспользовалась партия фанатиков сената для насильственного переворота. Вопреки приказанию консула председательствовавший над жреческим сословием Публий Корнелий Сципион Назика вскочил со своего места и с криком «Кто хочет спасти республику, тот следуй за мной!» устремился с прочими сенаторами на Капитолийский холм. В той давке и сумятице, которая произошла при появлении сенаторов или только возобновилась с новым ожесточением, Тиберий был убит (133 г. до н. э.).

Смерть Сципиона Эмилиана

А между тем революционное движение, начавшееся смещением Октавия, не могло улечься и после того, как тела убитых в этой схватке граждан были брошены в Тибр. Вопрос о переделе земель взбаламутил все страсти и вызвал на поверхность целый ряд политических и общественных задач. Как раз в разгар возбуждения, которое еще больше разжигалось и возрастало вследствие озлобленного преследования приверженцев погибшего Гракха, Сципион Эмилиан возвратился в Рим из Испании. Он не одобрял ни средств, ни путей, которыми стремился к цели его покойный родственник, и при известии о его смерти изрек ему свой приговор в виде известного гомеровского стиха: «Так и другой да погибнет, кто подобное дерзко зачнет». Однако он не мог уклониться от обязанности определенно высказаться о реформе, которая теперь настойчиво требовала разрешения. Аграрный закон, который уже был в полном примирении, нанес прямой ущерб интересам некоторых союзнических общин, владевших римской общественной землей, и Сципион решился принять на себя защиту их интересов в широком политическом смысле. Вскоре после этого по приговору народа он сумел отнять у комиссии, занимавшейся распределением земель, ее правоюрисдикцию, т. е. право решения вопроса, кому именно – государству или частному лицу – принадлежит известный участок земли. По всей вероятности, он намеревался этим путем придать делу передела более спокойное течение и направить его к взаимному соглашению, причем и сенату был бы возвращен прежний авторитет. Однако ему не суждено было довести это до конца: в канун народного собрания, в котором он думал обратиться к народу с речью, он внезапно умер. Был ли он жертвой партийной злобы, как это, вероятно, после события предположили и впоследствии предполагали, едва ли можно выяснить точно. Его политический противник, Метелл, победитель лже-Филиппа, отпуская своих сыновей на похороны Сципиона, недаром сказал о нем: «Ступайте, дети мои, вам никогда не придется присутствовать на похоронах более великого человека».