Трагедия Белого Юга. 1920 год - Николай Карпов Страница 50

Не можем ли мы поэтому рассчитывать, что германское командование будет относиться к флоту и к крепости, как к учреждениям дружественной державы, и что оно будет признавать полноправными местные и украинские власти?

Будет ли предоставлена местным украинским властям, возможность непосредственно сноситься по проводам с Центральной Киевской Радой? Можем ли мы рассчитывать, что Севастополь будет считаться портом нейтральной дружественной державы с вытекающими отсюда последствиями по отношению к неукраинским судам?

Можем ли мы рассчитывать, что, будучи разоружены, красноармейцы и прочие лица получат разрешение выехать, по желаемому ими направлению, сушей или морем?

Можем ли мы рассчитывать, что со стороны германского командования не будет политических репрессий? В случае намерения германского командования ввести войска в Севастополь, мы просим во избежание недоразумений уговориться заранее с украинским командованием относительно ввода войск и их размещения в Севастополе».

Получив этот меморандум генерал Кош заявил, что он не правомочен отвечать на такие запросы делегации, но передаст их фельдмаршалу Эйхгорну в Киеве и сообщит его ответ немедленно по получении.

Делегация в 6 часов вечера того же дня (30. 04) вернулась в Севастополь и доложила Саблину, что находившаяся в Крыму украинская дивизия уходит на север, за его пределы, и полноправными хозяевами на полуострове остаются немцы. Их крупные соединения двигаются на Севастополь, и их авангард находится уже у Инкермана. Кроме того, из ответа немецкого генерала было совершенно очевидно, что Германия не дает никаких гарантий по поводу неприкосновенности флота, хоть он теперь и считается украинским.

Последняя надежда спасти Черноморский флот, таким образом, рухнула и Саблин решил увести все способные двигаться суда в Новороссийск, а остальные затопить. Узнав об этом решении, представители местной Севастопольской Рады заявили протест и предложили адмиралу лучшие суда уводить не в советский Новороссийск, а в украинскую Одессу, где, по их сведениям, немцы признают украинский флаг.

Командующий флотом отклонил это предложение и дал распоряжение судам готовиться к переходу в Новороссийск. Одновременно Саблин приказал сформировать команду подрывников, которая после ухода флота подорвала бы оставшиеся корабли. Между тем немцы в конце этого же дня начали занимать Севастополь и к 11.00 вечера в штаб флота послали телеграмму с предупреждением, что всякое судно, попытавшееся выйти из порта, будет расстреляно.

Несмотря на это грозное предупреждение, в двенадцатом часу ночи дредноуты «Воля», «Свободная Россия» и 2 миноносца, уже под огнем германской полевой артиллерии и пулеметов, вышли по направлению в Новороссийск. Миноносец «Гневный» из-за ошибки машинной команды выскочил на берег и только потом был подорван.

Транспорты, подводные лодки и другие суда, не выдержав немецкого огня, повернули обратно в Южную бухту или же просто остались на местах, даже не пытаясь сняться с якорей. Подрывная команда разбежалась, не выполнив своей задачи, поэтому все оставшиеся в Севастополе суда и предназначенные к взрыву наиболее важные портовые сооружения остались в целости, и только один миноносец «Заветный» был взорван своим командиром. Командовать оставшимися кораблями вместо ушедшего в Новороссийск адмирала Саблина стал капитан 1-го ранга Остроградский и представился по этому случаю немецкому командованию.

Главнокомандующий немецкими войсками в Крыму на следующее утро предложил Остроградскому ни на судах, ни на портовых сооружениях никаких флагов не поднимать, так как, по его словам, судьба флота еще будет решаться на межгосударственном уровне. Несмотря на протесты Остроградского и комиссара Украинской Рады в Севастополе Сотника, 2 мая суда продолжали стоять без флагов. Однако 4 мая поступила команда — на всех кораблях Черноморского флота поднять германские флаги. Остроградский и Сотник энергично протестовали, но на них немецкое командование внимания не обратило, а 11 мая из Киева в Новороссийск адмиралу Саблину от фельдмаршала Эйхгорна поступила телеграмма: «Суда бывшего Черноморского флота, находящиеся в настоящее время в Новороссийске, не раз нарушали Брест-Литовский мирный договор и принимали участие в борьбе против германских войск на Украине, поэтому никакие дальнейшие переговоры немыслимы до тех пор, пока суда не вернутся в Севастополь. Если это условие не будет выполнено, германское командование на Востоке будет вынуждено продолжать наступление по побережью».

Саблин незамедлительно дал ответ: «Сообщаю, что Черноморский флот, стоящий в Новороссийске и находящийся под моим единоличным командованием, плавает под русским военным флагом, суда флота договор не нарушали и никогда не принимали участия в борьбе против германских войск на Украине; прошу прислать более конкретные данные по этому поводу, иначе принужден считать ваши обвинения голословными.

Вместе с тем, если найдете полезным, прошу меня уведомить о времени и порте, куда я мог бы послать на миноносце своих представителей для переговоров и восстановления истины с вашими представителями».

Ответа на свою телеграмму Саблин не получил, зато в 6 милях от Новороссийска появилась германская подводная лодка, которая стала вести наблюдение за портом, и каждое утро с этими же целями прилетал немецкий аэроплан. С каждым днем он действовал все смелее, спускался все ниже, нервируя команды кораблей и местное население. Остался без ответа и телеграфный протест Саблина по поводу действий немецкой лодки и самолета. Зато скоро стало известно о накапливании германских войск на побережье от Батума до Сочи. Германская петля вокруг Черноморского флота затягивалась все больше и больше.

Новороссийск в это время находился в составе Кубано-Черноморской Советской Республики. Ее руководство пыталось тоже влиять на состояние флотских дел, но его дни уже были сочтены. На республику одновременно с юга и севера надвигались германские и белые войска. Советское правительство формально дало согласие на возвращение флота немцам, чтобы сохранить мирную передышку, но одновременно Совет Народных Комиссаров прислал Саблину указание затопить флот. Для исполнения этого решения в Новороссийск выехал член Коллегии Наркомата по морским делам И.И. Вахромеев, а затем и представитель Морского комиссариата И. Раскольников.

Командование и личный состав флота очень болезненно восприняли решение об уничтожении Черноморского флота. Сам Саблин и его заместитель капитан 1-го ранга Тихменев были категорически против. Но были и желающие выполнить решение Совнаркома. Они группировались вокруг командира миноносца «Керчь» старшего лейтенанта Кукеля. На прошедших делегатских собраниях развернулась ожесточенная борьба между сторонниками и противниками потопления кораблей. Адмирал Саблин послал телеграмму В.И. Ленину и Л .Д. Троцкому, где сообщил, что на борту линейного корабля «Воля» состоялся совет моряков, на котором только одна четверть участников высказалась за затопление кораблей, остальные воздержались, и что он сам лично рассматривает это решение, как преждевременное и граничащее с изменой. Адмирал Саблин был вызван в Москву и там арестован, но благодаря сочувствию морского караула смог бежать из-под ареста. В дальнейшем он с большим трудом сначала эмигрировал, а потом перебрался к белым в Добровольческую армию и стал служить у них.