Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы - Александр Шубин Страница 50

Нацизм при всей своей нерациональности и абсурдности идей был технократичен, он стремился перестроить Германию по образцу военного производства, а затем силой переделать таким же образом и весь мир. Но, в отличие от большевизма (другого варианта технократии), нацизм стремился использовать для воплощения в жизнь своих планов потенциал капиталистических управленцев, по своим жизненным установкам близким технократии. Гитлер считал, что немецкие предприниматели — не «спекулянты» (как «еврейский капитал»), а организаторы производства. Он стремился к синтезу капиталистической и партийной маргинально-технократической олигархий в единую государственную элиту. Но при подчиненной роли бизнесменов. Человек обладал экономической властью как «фюрер» производства, а не как его собственник. Нацисты создали один из вариантов государственно-монополистической индустриальной системы, которая по своей сути была близка к рузвельтовским США. По своей сущности это было индустриально-этакратическое общество, в котором буржуазия была огосударствлена и поэтому играла подчиненную роль в отношении партийно-государственной бюрократии, частью которой являлась.

Государственное регулирование помогло выйти из экономического кризиса. Начался экономический подъем, безработица уменьшилась с 6 до одного миллиона, расширилось дорожное строительство. Но главным экономическим двигателем Германии стала подготовка к войне. Сразу после прихода к власти Гитлер предложил своим генералам разработать смелую программу перевооружения, которая игнорировала бы Версальские соглашения. Раньше германские военные разработки в обход Версаля велись на советской территории, но теперь отношения с СССР испортились, и перевооружаться приходилось на своей территории. Новая германская техника уже родилась в чертежах, но практически пока не могла быть опробована.

Готовясь к войне, Германия стала переходить к экономической автаркии. Началось производство сырья, которое могло понадобиться в случае войны. Были построены предприятия по производству синтетического горючего и каучука. Но это — на крайний случай. Для большой войны собственного горючего хватить не могло.

Изгоями германского общества стали евреи. Они подвергались ежедневным унижениям. Им запрещалось заниматься свободными профессиями, их изгоняли из университетов и снимали с государственных должностей. Был объявлен бойкот магазинов, принадлежавших евреям. В 1938 г. эти магазины были разгромлены.

15 сентября 1935 г. были приняты «расовые законы», по которым евреи были лишены германского гражданства, были запрещены браки и внебрачные связи евреев с немцами («арийцами»), права евреев были ограничены, им запрещалось даже посещать кафе для немцев. В отношении евреев действовали и запреты на профессии, которые оставляли многих из них без легальных средств к существованию. Собственность евреев конфисковывалась, они должны были носить желтую звезду на рукаве, чтобы отличаться от «полноценных» немцев. Евреев унижали и избивали только за их происхождение. Но евреи могли уехать из Германии, и многие пользовались этим правом. Из страны бежали сотни тысяч евреев.

Уезжали и недовольные представители интеллигенции. Это были не только политические противники гитлеризма, но и люди, которые не могли смириться с превращением в официальную доктрину мифов, принятых нацистами за истину. Если вы не уверены, что германцы происходят от древних ариев, или что все евреи (и только евреи) эксплуатируют чужой труд, то жить в Германии для вас опасно, и вам нужно собирать чемоданы. Однако одновременно с эмиграцией интеллектуалов, для которых приоритетным было рациональное сознание, в Германии происходило возвышение гуманитариев, смешивавших науку и публицистику. Германская наука была открыта красивым (пусть недоказанным) гипотезам, которые помогли бы воспевать арийскую древность и грядущего сверхчеловека. Не случайно, что в нацистскую Германию переехал работать автор теории архетипов К. Юнг, который заявил: «Нельзя более закрывать глаза на реально существующие и давно уже известные благоразумным людям различия между германской и еврейской школами психологии; науке этой пойдет только на пользу. Ни в одной другой области знаний нет такого „равнения на личность“, как в психологии» ^[264]. Юнг считал, что в Германии происходит «равнение на личность». Но не на всякую личность. Можно даже сказать, что на единственную.

Все замыкалось на эту личность. Толпы на улицах рыдали при виде поднятой руки Гитлера, чиновники в коридорах власти трепетали от раскатов его истерического гнева. Немецкое законопослушие и урок «ночи длинных ножей» сделали свое дело — германская элита поверила в фюрера. Теперь он мог позволить себе демонстративно унижать государственную элиту, которую еще недавно вынужден был уговаривать и ублажать. Теперь пришло время самоутверждения: «Большинство посетителей часами ожидали в приемной. Министры и другие высокопоставленные лица часто не могли добиться приема в течение недель и даже месяцев, несмотря на проявляющуюся ими настойчивость» ^[265]. Но государственная машина заработала слажено — система власти была сильнее, чем человеческие слабости ее фюрера.

До начала Второй мировой войны нацистская Германия вовсе не была изгоем мирового сообщества. Там проводился социально-экономический эксперимент, во многом напоминавший меры Рузвельта в США и Сталина в СССР, причем сталинская первая пятилетка, вызывавшая сочувствие западных интеллектуалов, была связана с гораздо большими разрушениями и жертвами. Конечно, и рывок в СССР был больше. Но Гитлер вывел Германию из, казалось бы, беспросветного кризиса, справился со многими бедами великой депрессии. Лидер британских либералов Ллойд Джордж посетил Гитлера и назвал его великим человеком. Конечно, он не видел концлагерей, но в середине 30-х гг. они были еще значительнее скромнее, чем во время войны, напоминая каторжные заведения в европейских колониях (но у Германии не было колоний, и своих «смутьянов» приходилось держать поблизости от столицы). В лагерях содержалось 20–30 тыс. человек, что тоже не могло шокировать европейскую публику, заставить ее примерить немецкую колючую проволоку на себя.

В 1936 г. в Берлине была проведена Олимпиада. По случаю массового притока иностранцев с улиц исчезли вывески «евреи нежелательны». Но и они вряд ли возмутили бы большинство американских болельщиков, которые привыкли к «нежелательности» негров. Западная цивилизация до Второй мировой войны была настолько пропитана шовинизмом, ксенофобией, расизмом, презрением к «низшим расам», что Германия на этом фоне выглядела почти прилично. Связь экономической политики нацистской тоталитарной бюрократии с приготовлением к войне была незаметна и умело прикрывалась миролюбивой демагогией фюрера. Но, как и в случае с США, экономическое чудо Гитлера было обречено на быстрое завершение без постоянной подпитки военно-промышленного комплекса. А разрастание этого комплекса имело смысл только с перспективой большой войны.

При всем социально-экономическом сходстве с рузвельтовским США, нацистская Германия принципиально отличалась от них по своей социально-политической структуре. Гитлер создал радикальный вариант фашизма, превосходивший по репрессивности даже Италию. Эта система называется тоталитаризмом.