Войны Митридата - Михаил Елисеев Страница 50

Тем временем в Пирей прибыл понтийский флот, и освобождение Аттики от римского господства стало свершившимся фактом. Это был новый крупный успех Митридата. Но на западе уже собирались тучи, и римская армия под командованием проконсула Луция Корнелия Суллы грузилась в Италии на корабли. Борьба за Элладу вступала в решающую фазу.

* * *

Римский командующий Луций Корнелий Сулла был наглым, циничным и жестоким человеком. Но при всех этих отрицательных качествах он обладал железной волей, талантом полководца и огромным личным мужеством. Сулла никогда не прятался от опасности, а всегда шёл ей навстречу. В войсках пользовался непререкаемым авторитетом и на армию, состоявшую из пяти легионов (30 000 человек), смотрел как на личное войско. Но, тем не менее, отправляясь на войну против Митридата, Сулла сильно рисковал.

Проблема заключалась в том, что Римскую республику сотрясали смуты и внутренние междоусобицы, и противники Суллы, воспользовавшись его отсутствием, в любой момент могли захватить власть. В этом случае проконсул лишался надёжного тыла и мог рассчитывать только на себя и своих верных солдат. Больше ему не на кого было опереться. Но Сулла сознательно шел на риск.

Когда осенью 87 г. до н. э. он высадился с армией на Балканах, то сразу оказался в затруднительном положении – флота нет, армейская казна пуста, запас продовольствия ограничен, а надёжных союзников ещё предстояло найти. Решением этих проблем проконсул и занялся, выкачивая деньги из Этолии и Фессалии, а также собирая в этих областях продовольствие. План кампании, который составил Сулла, был прост и надежен. Главный удар проконсул решил нанести по оплоту могущества Митридата в Греции – Афинам, поскольку в случае падения этого города вопрос освобождения Эллады от понтийских войск становился лишь вопросом времени. Но всё зависело от того, как быстро Сулла сможет ими овладеть. Потому что существовала реальная опасность того, что пока он будет осаждать Афины, с севера подойдёт армия царевича Аркафия, которая шла вдоль фракийского побережья Эгейского моря. Конечно, был шанс, что наместник Македонии Сентий и его легат Брутий Сура остановят врага. Но Сулла привык во всём полагаться только на себя и исходил из тех возможностей, которыми располагал при планировании кампании.

Когда римская армия вступила в Беотию, то понтийских войск там уже не было. Рассудив, что судьба войны будет решаться не здесь, а в Аттике, под стенами Афин и Пирея, Архелай увёл союзную армию на юг и стал усиленно готовиться к предстоящим боям, которые обещали быть очень тяжёлыми. День и ночь тысячи солдат и горожан трудились на починке городских стен и сооружении новых дополнительных укреплений, свозили в город запасы оружия и продовольствия. Времени было мало, враг наступал.

Тем временем армия Суллы двигалась по Центральной Греции и беотийские города один за другим переходили на сторону Рима. Даже Фивы, самый большой город в Беотии, ранее поддерживающий Митридата, открыл перед Суллой ворота. Очевидно, эллины прекрасно понимали, что одни, без поддержки понтийских войск они обречены на поражение. Ведь Архелай увёл свои войска на юг, где надеялся разгромить римлян, опираясь на укрепления Афин и Пирея, а армия царевича Аркафия ещё только приближалась к Македонии. Поэтому, не встречая сопротивления, римские легионы приближались к Афинам, где должны были войти в боевое соприкосновение с противником.

Но перед тем как Архелай и Сулла встретились на поле боя, произошёл ещё один инцидент, который со всей наглядностью продемонстрировал отношение римлян к эллинам. Речь идёт об ограблении святилищ Эллады Суллой. К римским полководцам эпохи больших завоеваний на востоке Титу Квинкцию Фламинину и Луцию Эмилию Павлу можно относиться по-разному. На Балканах они тоже разрушали города, резали мирных граждан, десятками тысяч продавали в рабство свободных людей. Но в одном им надо отдать должное – они никогда не покушались на сокровища общегреческих святынь. Наоборот, по сообщению Плутарха, «все же они не только не тронули эллинских святилищ, но даже сами пополнили их новыми дарами, почтили и возвеличили».

Зато циник Сулла, для которого не было ничего святого, поступил иначе: «Нуждаясь в больших деньгах для ведения войны, Сулла не оставил в покое и святилища Эллады, посылая то в Эпидавр, то в Олимпию за прекраснейшими и ценнейшими из приношений. Даже дельфийским амфиктионам он написал, что сокровища бога лучше было бы перевезти к нему, у него-де они будут целее, а если он и воспользуется ими, то возместит взятое в прежних размерах». Разумеется, ни о каком возмещении и речи быть не могло. Римлянин нагло врал, прекрасно понимая, что тому, за кем стоят 30 000 легионеров, амфиктионы не откажут.

Даже личный друг проконсула грек Кафис, на которого тот возложил выполнение этого деликатного мероприятия, не пожелал участвовать в святотатстве и стал всячески препятствовать выполнению этого позорного поручения. Пугать римского товарища гневом богов. Но если Сулла ставил перед собой какую-либо цель, то остановить его не могли никакие силы – ни земные, ни небесные. В очередной раз, крепко надавив на своего несговорчивого греческого друга, Сулла добился выполнения поставленной задачи.

Однако, невзирая на весь свой цинизм и бесшабашную храбрость, Сулла велел акцию по изъятию храмовых сокровищ осуществить в тайне. Проконсул отдавал себе отчёт в том, каким будет взрыв негодования в Элладе, когда правда выйдет наружу. «И вот, когда все прочие сокровища втайне от большинства греков были отправлены к Сулле, амфиктионам пришлось, наконец, сломать серебряную бочку, которая одна еще оставалась нетронутой из царских пожертвований» (Плутарх). Как видим, Луций Корнелий выгреб всё из жреческих закромов. Поправив с помощью этого разбоя своё финансовое положение, Сулла начал вторжение в земли Аттики.