Отряд Асано. Русские эмигранты в вооруженных формированиях Маньчжоу-го (1938-1945) - Алексей Буяков Страница 50

Упоминавшиеся нами в прошлой главе разведчики из Хайлара – Степан Виноградов и Николай Перминов – еще до того, как были переправлены на советскую территорию, каждый самостоятельно приняли решение не выполнять задание японцев. Перебравшись через Аргунь, они сдались советским пограничникам, а через два с половиной месяца Виноградов вернулся на маньчжурскую сторону. В качестве оперативной легенды для Виноградова была избрана правда – агент перевербован советской разведкой и направлен с заданием в Хайлар, но, поскольку служить советам Виноградов якобы не хотел, он сразу сдался японцам. Возможно, японцы поверили Виноградову, возможно, решили сделать его приманкой, но после расследования с пристрастием он был освобожден и направлен для работы в Хайларскую разведшколу. Тем самым первая задача, которая ставилась перед Виноградовым, – осесть в Хайларе – была выполнена. Однако до начала советско-японской войны никто из агентов советской разведки в связь с Виноградовым не вступал. [398]Важную роль бывшие разведчики сыграли в ходе военных действий в августе 1945 года, являясь проводниками для советских частей и помогая обезвреживать японских агентов.

С началом военных действий между СССР и Японией в западных и восточных приграничных районах Северной Маньчжурии появились русские (иногда совместно с китайцами) партизанские отряды, которые оказали немалую помощь советским войскам в ликвидации и пленении отдельных японских подразделений и остатков разгромленных воинских частей. В партизанские отряды обычно входили бывшие полицейские и резервисты.

Одно из наиболее крупных партизанских соединений действовало в приграничных с советским Приморьем районах с центром в поселке Коломбо. В его состав входили русские и китайские партизанские отряды деревень Силинхэ, Лодя, Аржан, Сепича. Соединение возглавлял Николай Розальон-Сошальский, в прошлом командир Эрдаохэцзийского отряда горно-лесной полиции. Партизаны вели боевые действия в тылу японской армии, а после ее разгрома уничтожали и вылавливали рассеянные группы японских военнослужащих. Только пленными советским военным властям были переданы партизанами более семисот человек. [399]

В районе поселка Якеши действовал партизанский отряд бывшего пешковца Силантьева. Его бойцы, в частности, 10 августа взяли под контроль строившуюся разведывательно-диверсионную базу № 35, арестовав ее немногочисленную охрану. [400]

Основная масса эмигрантов, годных к военной службе, стремилась не быть вовлеченной в открытое вооруженное противостояние между японцами и Советами, надеясь, что советская власть не будет мстить тем, у кого нет больших «грехов» перед бывшей Родиной. А некоторые были настолько деморализованы, что решили покориться любому повороту судьбы.

Отдельные эмигранты покинули территорию Маньчжоу-го, перебравшись в соседний Северный Китай, не входивший в зону советской оккупации. Но сделать это смогли немногие, даже из того небольшого количества эмигрантов, кто не ждал от прихода Красной армии ничего хорошего. Быстрое наступление советских войск с запада и востока отрезало зону Северо-Маньчжурской железной дороги от южных, связанных с другими территориями Китая районов Маньчжурии, превратив эту зону в ловушку для эмигрантов.

Русское население Харбина, отстоявшего далеко от линии фронта, находилось в более выгодном положении, но немногие из эмигрантов им воспользовались.

14 августа японская администрация в Харбине выделила для эмигрантов, желавших выехать из Маньчжоу-го, железнодорожный состав, несмотря на нехватку вагонов для эвакуации японского населения. Состав ушел из Харбина полупустым. Эмигранты не доверяли японцам – одни считали, что это ловушка, другие готовились к приходу Красной армии. Свою роль здесь сыграло и советское консульство, которое всемерно продвигало идею, что эмигрантам ничего не угрожает, советские власти сделают все, чтобы защитить интересы эмигрантов. Как отмечал П. П. Балакшин, лейтмотивом всех разговоров консульских сотрудников с эмигрантами стали слова «оставаться на местах». [401]Были и те, кто надеялся на приход в Маньчжурию американских войск.

Среди немногих известных нам асановцев, покинувших пределы Северо-Восточного Китая, были полковник Коссов [402]и прапорщик Дмитрий Горячев, выехавшие со своими семьями в Тяньцзин. В преддверие отъезда из Харбина Коссов, начальник 2-го отдела ГБРЭМ, собрал всех находившихся в его подчинении инструкторов военного дела и предложил им эвакуироваться на юг, но никто из них не выразил желания присоединиться к своему начальнику. [403]

Из трех бывших русских воинских отрядов только Сунгарийский отряд не попал в зону непосредственных боевых действий и не был использован японскими войсками в организации сопротивления частям Красной армии. Причиной этого, возможно, явились сведения, полученные японским командованием в первые дни войны о нежелании русских эмигрантов воевать на японской стороне и их стремлении оказать поддержку наступающей Красной армии.

Как следует из свидетельств офицеров, находившихся в расположении гарнизона на Сунгари-2, отряд о начале войны узнал только 10 августа. Вероятно, отрядная радиостанция к этому времени уже была демонтирована, и командование отряда могло пользоваться только телефонной связью. Получив сведения о начале войны, полковник Смирнов провел несколько совещаний с офицерами отряда. Все выступили за то, чтобы отряд распустить.

11 августа на Сунгари-2 прибыл майор Идзима, бывший асановец и глава местного отделения ЯВМ. Идзима подтвердил факт начала войны и предложил создать отряд из добровольцев для участия в боевых действиях на восточной линии. Добровольцев не было. Идзима был вынужден согласиться с решением командования отряда о роспуске военнослужащих.

13 августа полковник Смирнов перед строем объявил о роспуске отряда и предложил бойцам покинуть часть. Согласно воспоминаниям Винокурова, бойцам было разрешено взять со складов отряда провизию, обмундирование и обувь. [404]Основательно нагруженные отрядники покинули Сунгари-2, выехав в Харбин. После этого в расположении отряда осталось не более 30 человек: почти все офицеры и некоторые унтер-офицеры. Позднее Смирнов получил от советского командования задание охранять мост через Сунгари, поскольку была угроза его подрыва японцами-смертниками. Задача была выполнена. Мост и прилегающую территорию, а также склады охранял отряд самообороны, составленный из оставшихся в поселке Лашаогоу асановцев и китайцев. [405]