Отряд Асано. Русские эмигранты в вооруженных формированиях Маньчжоу-го (1938-1945) - Алексей Буяков Страница 49

Мощное наступление советских войск тремя фронтами с территории Приморья, Приамурья, Забайкалья и Монголии не оставило японцам ни времени, ни шансов на организацию эффективной обороны. Тем не менее японские войска оказали упорное сопротивление более многочисленным, лучше вооруженным и подготовленным частям Красной армии.

Перед началом боевых действий во всех предназначенных к наступлению частях Красной армии были организованы митинги. Солдат призывали сосредоточить все силы на уничтожении последнего врага – японских милитаристов, уже давно вынашивавших планы по отторжению советского Дальнего Востока, а также их пособников – не добитых в годы Гражданской войны белогвардейцев. Через много лет после окончания войны Ю. Г. Козлов, тогда советский офицер-связист, вспоминал такой митинг в своей части: «В ту позднюю ночь 6-го августа (за два дня до официального объявления войны Японии), вблизи маньчжурской границы, перед нашим полком выступил начальник СМЕРШа и произнес тщательно подготовленную, эмоциональную речь, которую закончил так:

– Смерть японскому милитаризму!.. И… смерть… также-е! предателям Родины-ы… этим остаткам белой царской армии-и… колчаковцам, деникинцам, шкуро, красновым! [смерть – значит продолжение Гражданской войны…] смерть всему этому белогвардейскому отребью… свившему себе осиное гнездо… в… Харбине…

Это означало, что война – не только с японцами…

И мы – рявкнули хором: „Смерть!“». [395]

В восточной части Маньчжурии наступление на японские позиции осуществлялось силами 1-го и 2-го Дальневосточных фронтов. Им противостояли японские 3-я и 5-я армии. 1-й Дальневосточный фронт наносил главный удар в направлении на Мулин и Муданьцзян.

Ночью 9 августа под прикрытием проливного дождя советские передовые части прорвали японскую оборону и за двое суток в сложных условиях горно-лесистой местности продвинулись на 75 км, заняв укрепрайоны Хутоу, Пограничная, Дуннин. Ожесточенные бои пришлось вести за каждый укрепленный объект, японцы сражались до последнего солдата. Особенно трагические события развернулись при штурме высот «Верблюд» и «Острая» в Хутоуском укрепрайоне. Японские гарнизоны, отвергнув ультиматум о сдаче, были полностью уничтожены. Вместе с ними погибли все женщины и дети, члены семей японских военнослужащих, находившиеся в подземных крепостных казематах. 14 августа советские части вступили в бои за Муданьцзян, обороняемый японской 5-й армией. Бои не утихали в течение трех дней, японские подразделения несколько раз переходили в контрнаступление. 16 августа город пал, для советских частей была открыта дорога на Харбин и Гирин.

Войска 2-го Дальневосточного фронта, форсировав Амур, вели наступление на сунгарийском направлении. Наиболее ожесточенные бои на этом направлении развернулись за Фугдинский укрепрайон, который советские части штурмовали два дня. После падения Фугдина был высажен десант в Цзямусы, откуда советские войска стали наступать по обоим берегам Сунгари на Харбин. Вместе с другими сотрудниками Военной миссии в Цзямусы был арестован бывший командир роты Ханьдаохэцзийского РВО поручик Плешко.

В западной части Маньчжурии бои вели советские войска Забайкальского фронта, которым противостояли части японских 30-й и 4-й отдельной армий. На левом участке фронта подразделения советской 36-й армии, обойдя с севера Трехречье, сосредоточили все свои силы на взятии Хайларского укрепрайона, самого мощного в Маньчжурии. На преодоление этого участка японской обороны потребовалось шесть дней. Последние группы японцев сдались здесь только 18 августа.

С первого дня войны японское командование в спешном порядке начало возводить дополнительные оборонительные сооружения и располагать зенитные установки в поселках и на железнодорожных станциях западной и восточной линий СМЖД. В боевую готовность были приведены все еще не демобилизованные в июле подразделения армии Маньчжоу-го. 9 августа была объявлена общая мобилизация русских резервистов, бывших служащих горно-лесной полиции, кадров, прошедших обучение на разведывательно-диверсионных и пропагандистских курсах ЯВМ.

Как отнеслись к начавшейся советско-японской войне русские эмигранты? Подавляющее большинство тех, кто попадал под мобилизацию, не хотели и не собирались положить свои жизни на жертвенный алтарь борьбы за «общий дом» Великой Восточной Азии. Многие сделали свой выбор уже давно, в начале войны между СССР и Германией, другие – к концу Тихоокеанской войны, когда у японцев не осталось никаких шансов на успешное продолжение борьбы. К этому времени патриотические, следовательно – антияпонские настроения были характерны для подавляющего большинства русской эмиграции. Быть до конца и умереть с Японией сознательно рассчитывали очень немногие, имевшие «тяжелые грехи» перед советской властью.

«Измена» находилась в самом высшем руководстве русских воинских отрядов. Командир Сунгарийского РВО полковник Смирнов начал работать на советскую разведку, будучи сотрудником 2-го отдела Харбинской Военной миссии, либо в конце 1941, либо в августе 1943 года. В разведданных Смирнов значился под оперативным псевдонимом «Мирза». [396]В 1943 году советская разведка установила связь с заместителем начальника Союза резервистов подполковником Асерьянцем-Наголяном. И Смирнов, и Асерьянц передали советской разведке немало интересных сведений о русских воинских отрядах. Подозрения о том, что Асерьянц, а возможно, и Смирнов работают на СССР, у отдельных представителей эмигрантской администрации были. Полковник Асано, главный советник Сунгарийского отряда, несколько раз получал письма с обвинениями в адрес Асерьянца и каждый раз, прежде чем уничтожить письмо, не дав ему дальнейшего хода, он знакомил с его содержанием Асерьянца. [397]Отношения между двумя офицерами, много лет прослужившими бок о бок, были самыми дружественными, а доносы в это время писали на всех сколько-нибудь заметных представителей эмиграции.

По некоторым данным, еще один бывший асановец, полковник Коссов, являвшийся в 1945 году начальником 2-го (военного) отдела ГБРЭМ, работал на американскую разведку.

В 1944–1945 годах несколько групп русских разведчиков, заброшенных на советскую территорию, добровольно сдались советским властям. Некоторые из разведчиков были перевербованы и отправлены уже с заданиями советской разведки в Маньчжоу-го.