Три прыжка Ван Луня - Альфред Деблин Страница 50

Между тем, основная часть отряда, возглавляемая Ма Ноу и старейшими братьями, продолжала двигаться вперед. Но и здесь усилилась неразбериха выкриков, гримас растерянности, подкашивающихся колен. Шедшие сзади напирали на вожаков и пытались их остановить. Те же отделывались от непрошеных советчиков: с силой отталкивали протянутые к ним руки, отрицательно качали головами, шли дальше, стряхивая чужие прикосновения со своих спин.

Чего хотят эти братья и сестры! Разве они не знают, в чем состоит драгоценное учение их союза? Не противиться! Или они забыли?

Но братья побледнели именно потому, что только сейчас осознали гибельность своего учения, обрекавшего их на ужасное одиночество. Они беспокойно кружили на месте, с трудом отрывали испуганные взгляды от хвоста колонны, насильно принуждали собственные ноги следовать по стопам Ма Ноу. Затянули — лишь бы заглушить терзавшие их крики — песню, предназначенную для своих же ушей. Призывали на помощь местных духов, утешали друг друга.

Ма Ноу медленно шагал вместе со старейшими братьями под моросящим дождем. Старики, стиснув руки, шептали что-то, переглядывались, вдруг резко останавливались, желая одного — чтобы земля разверзлась и поглотила их всех. Ма Ноу от удивления распахнул, глаза; и окоченел в приступе немой ярости. Что-то уж слишком они взволнованы, может, хотят схватиться за кинжалы и ножи? Различие между этим страданием и любым другим — в чем оно состоит? Различие вообще — в чем оно? Да, приходится принуждать себя, чтобы считать происшедшее хорошим, даже очень хорошим, чтобы боготворить его — потому что это есть судьба. Это-то и есть судьба.

И он принудил себя и их обернуться, издали, через лессовую равнину, наблюдать, как бандиты насильничают над братьями и сестрами, глотать этот горький яд. По его указанию братья — что было неуместно и глупо — запели. Они бросались на влажную землю, в отчаянии прислушивались к долетавшим до них страшным звукам. Потом столпились вокруг коленопреклоненных — возносивших хвалу насилию? — вожаков.

Тишина, затаившие дыхание зрители. Гигантские театральные подмостки, визг связанных сестер, обнаженные нежные тела, палки, с треском обрушивающиеся на головы братьев, рев, конский топот, хныканье больных, пустая равнина, дождь.

Вокруг обломков телег все слиплось в единый ком. Когда промокшие под дождем больные вдруг принимались жаловаться, братья не смели взглянуть в лицо друг другу. Когда кто-то из покалеченных хрипел, разевая кровоточащий рот, они отворачивались.

Вечером, на стоянке в окрестностях торгового села, все обсуждали случившееся; Ма оставался невозмутимым. Вообще говорили немного. Люди расходились со стонами, с перекошенными болью лицами. В кругу братьев и сестер происходило какое-то брожение, нарастало смутное беспокойство.

Пятьдесят братьев ночью собрались вместе и отправились в торговое село, на поиски разбойников. Там они узнали, что эти бандиты угнездились в деревушке, расположенной дальше за селом, и что ни властям, ни частным лицам до сих пор не удалось разорить их логово. Местные жители сообщили также, что троих захваченных девушек сразу увезли в Шуньдоу, восьмерых же пока держат под охраной в деревне.

На следующую ночь братья ворвались в указанные им дома той деревни и вступили в схватку с преступниками, которые, решив с перепугу, что на них напали солдаты, быстро обратились в бегство. Сестер нашли и освободили, убитые же — двое преступников и трое братьев — остались лежать на залитой лунным светом деревенской улице.

Братья настолько воспряли духом, что уже назавтра отправились в город и выяснили, где находятся еще три их сестры: как оказалось, девушки попали в один из подозрительных «домов радости». Вечером смельчаки группами по три-пять человек наведались в тот дом, задержались, выдавая себя за обычных посетителей, до третьей ночной стражи, потом без каких-либо трудностей взломали двери, забрали девушек, весь следующий день прятались вместе с ними у городских нищих, а через неделю, сделав большой крюк, вернулись в лагерь Ма Ноу, в цветущие предгорья Тайханшаня.

Ма Ноу, узнав подробности происшедшего, долго носился с мыслью, что надо бы выгнать строптивых братьев. К тому времени среди сектантов возобладало мнение, что у-вэй, «недеяние», является — и должно оставаться впредь — спасительным «срединным путем». Освободители сами стыдились, что нарушили закон. Всех, чье раскаяние казалось искренним, Ма простил. Но те пятеро, которые легкомысленно хвастались содеянным, были изгнаны.

Внутри союза развернулась ожесточенная борьба между Ма Ноу и его противниками. Однако быстрая победа Ма убедительно показала, какой чудовищной властью обладал теперь этот совершенно изменившийся человек.

В ПЛОДОРОДНОЙ

густонаселенной местности у подножия гор Тайханшань из лона союза родилась священная проституция.

Сестры еще со времени пребывания возле болота Далоу привыкли к тому, что если в уединенном месте, на горной тропе или в лесу к ним приближаются незнакомые мужчины, то лучше самим пойти им навстречу, обменяться дружескими приветствиями; да и от ласк уклоняться не стоит, иначе не ровен час накличешь на себя беду. После нападения разбойников, случившегося близ Тайханшаня, такая манера вести себя стала обычной.

Сестры особым образом снаряжались, чтобы стеной кротости оградить «Расколотую Дыню» от любых посягательств. Они уже не расхаживали по округе в нищенских лохмотьях, но с помощью братьев старались раздобыть для себя яркие одеяния, красиво расписанные ширмы, изящные гребни для волос. Каждый вечер они собирались вместе, и самые опытные учили остальных петь восхитительные любовные песни «пестрых кварталов», играть на лютне-пиба. Встретив рабочих, ремонтирующих императорские дороги, или крестьян, выкапывающих земляные орехи, сестры уже не пугались и не пытались бежать: они пускали в ход свое женские чары и невредимыми проскальзывали сквозь любое препятствие. Среди пяти сотен сектанток нашлось около десятка таких, которые очень хорошо представляли себе положение приверженцев Ма Ноу, навсегда связали свою судьбу с «Расколотой Дыней» и, проявляя ум и решительность, всячески способствовали укреплению этого союза. Священной проституцией занимались, конечно, самые молодые и красивые. Такие говорили, что никто не помешает им достичь Западного Рая кратчайшим путем — теперь, когда они готовы разделить с каждым встречным всё, буквально всё.

В предгорьях Тайханшаня происходило нечто удивительное, сказочное — наивное, как народные песни. Нищие странники воздвигли здесь свои хижины, и мужчины стали регулярно подниматься в горы, где селения лепились одно к одному. Девушки же, обнявшись, отправлялись к размежеванным на шахматные клетки полям. Потом разбредались по узким тропинкам, которые разделяли участки, засеянные рисом или пшеницей. Гниловатая земля проседала под легкими стопами «дарительниц счастья». Среди зелени злаков вспыхивали ярко-красные пятна: на стеблях высотой с трехгодовалого ребенка покачивались тугие круглящиеся цветы — шелковистые головки мака. Девушки все были с челками, прилипавшими к низким лбам. С их пестрых поясков свисали чаши для подаяния. Те красотки, что не привыкли много ходить, просто усаживались на землю и потряхивали палочками с прикрепленными к ним латунными трещотками.