Камень власти - Ольга Игоревна Елисеева Страница 50

Дурные сны дурака поручика! Алексей с сомнением уставился на правый сапог и пошевелил в нем пальцами. Кожа над носком обидно приподнялась, отстала от подошвы. Еще немного и — alles. Конец всему! А на улице уже далеко не сухо. Наяву Алексей не позволял себе погружаться в мечтания. Он — не Гришан. Вот тот действительно ходит, ничего вокруг себя не видит. Особенно с тех пор, как… Но об этом поручик предпочитал молчать даже с самим собой.

И почему ему всегда достается работать, а развлекаться — Гришке? Жрать, пить и хватать баб за задницу! Да еще самых, самых! Алексей с досадой плюнул под ноги и пошел дальше.

Лавка Шлосса глядела на мир двумя большими окнами с полотняными навесами от дождя. Когда-то они были алыми, теперь пегими в разводах. Орлов взялся за ручку двери, мерно звякнул колокольчик, и он оказался внутри.

В тесной комнате, заставленной шкафами, почти никого не было. Приятного вида иностранец листал пожелтевший латинский атлас. Хозяин, стоя на высокой стремянке, снимал с верхних полок скрученные в трубку очень пыльные карты. Он, не оборачиваясь, приветствовал Алексея как старого знакомого.

— Где пропадали, господин поручик? Давно Вас не видно.

Алексей отвечал что-то, тоже довольно приветливо, и склонился над россыпью подержанных карточных колод. Ах, как он их любил. Новые карты — да, это прекрасно. Это мечта. Как мечта о богатстве и силе, о том несбыточном времени, когда у него по весне не будет хлюпать в сапогах, а по осени найдется шарф, чтоб замотать горло. Но старые колоды, в них есть что-то, Алексей не мог передать словами. Чьи руки их касались? Кто вскрикивал от радости, обнаружив выигрыш? И кто глядя на них, готов был пустить себе пулю в лоб?

Однажды Алексей, уже купив колоду, с досадой обнаружил в ней исписанную карту. А когда прочел — перестал жалеть о приобретении. Крупный женский почерк бежал по светлому полю червонного туза. «Я ждала вас всю ночь и утро, но вы не пришли. Если это игра, то очень жестокая, потому что я люблю вас вне зависимости от того, как вы поступаете со мной. Если вам угодно разбивать мое сердце, то вот оно, в ваших руках. Но после случившегося вы едва ли можете рассчитывать на продолжение нашей взаимной горячности».

Алексей повертел карту в руках. «Дурак, — подумал он об адресате записки, неожиданно преисполнившись сочувствием к неизвестной даме. — Мог бы хоть в печку бросить. А он — продал, вместе со всей колодой. Да не стоит он такой любви, мадам, чтоб ему на картах писать! Плюньте на него!» Семейное воображение разыгралось у Алексея до неприличия. Сколько достоинства и горя одновременно! Вот это женщина! Он бы ее уважал. И никому не позволил бы… Что именно не позволил, из записки было не ясно. Но Алексей твердо знал, что не позволил бы вообще ничего. Всем по зубам, а ее — на самое высокое место в том немыслимо прекрасном доме, где он весь в лентах и звездах играет в карты и плюет на проигрыш!

Беда, что неизвестная дама с некоторых пор все больше походила в его воображении на Като… Алехан озлился. Что он помечтать не может? Ясно же: ему всю жизнь будут доставаться кабацкие шлюхи, а вот так, чтоб: «Но после всего случившегося вы не можете рассчитывать на продолжение нашей взаимной горячности…» Красиво! Из другой жизни.

Нет, он эту карту сохранит. И при случае, если узнает, кому было написано — по зубам.

Алексей оторвался от размышлений. Перед ним на прилавке лежала груда подержанных колод, перекрученных разноцветными нитками. Их было двадцать — двадцать пять, не меньше. Хозяин стоял спиной, и Орлов подумал, что, если он сейчас незаметно сбросит рукавом в широкий мундирный карман две-три лишние колоды, то никто и не заметит. А ему на круг выйдет дешевле.

Осторожно отстегнув клапан на кармане, поручик легко смахнул три ближайшие колоды и с удовольствием понял, что они скользнули в дырку за подкладкой, упав куда-то очень глубоко. Ищи свищи!

Он воровато оглянулся по сторонам, не заметил ли кто его постыдной махинации. И вдруг уперся глазами в лицо того самого иностранца, который разбирал атласы. Оторвав взгляд от желтоватой бумаги, тот внимательно, но без осуждения смотрел на Алексея. У него было приятное смуглое лицо, губы, сложенные в привычную, ни к чему не обязывающую улыбку, и глубокие черные глаза без блеска, заглянуть в которые и понять, о чем он думает, казалось, невозможно.

Алексей почувствовал, как ворот его мундира взмокает, а на лбу выступают крупные капли пота. «Боже! Если он сейчас выдаст меня, я погиб! Я никогда больше не смогу сюда показаться… И хозяин расскажет всем-всем, что я бесчестный человек! Но я же…»

«Не бойтесь», — вдруг услышал Орлов у себя в голове ясный доброжелательный голос. Поручик обернулся. Иностранец молчал, все также слегка улыбаясь. Затем он подозвал жестом хозяина, немного поторговался по-немецки, купил атлас и вышел.

Звук колокольчика, звякнувший за спиной странного покупателя, привел Алексея в чувства. Теперь Шлосс смотрел только на него. Надо было поскорее выбрать карты и уходить. Что Орлов и сделал с необычной для себя поспешностью.

Оказавшись на улице, он вытер лоб рукой и побрел проч. «Вот тебе твое жульничество! — Выговаривал самому себе Алексей. — Не можешь удержаться! Что за порода за такая за поганая? Купил — пошел. Нет, надо украсть. Сколько раз папаня за это драл! Сколько раз Иван бил. Нет, хоть кол на голове теши!»

Он вдруг с ужасом представил себе, что случилось бы, если б о его редкой нечистоте на руку узнали товарищи по полку. От такого стыда — только головой в реку. «Интересно, есть у меня совесть? — Думал Алехан, нарочито попадая правой ногой в лужи. — Когда люди смотрят — да. А когда один? Да, да, я хуже всех!» — Неожиданно озлился он и залепил в грязь с такой силой, что брызги обдали шедшего мимо господина в рыжем парике.

— Смотри, куда прешь! — Заорал рыжий.

Алексей вскинул на него удивленные глаза и, машинально увернувшись от удара тростью по плечу, побежал вперед.

— Развелось вас, как собак! — Кричал ему вслед обрызганный. — Рвань гвардейская!

«Что рвань, это точно, — зло подумал Орлов. — Только где это видано, чтоб столичная гвардия без сапог шастала?!» От быстрого бега кровь застучала у него в ушах.

Алексей остановился только у дверей аптеки, углом выходившей на Фонтанку. Ее огромная стеклянная витрина была украшена сложным приспособлением, в котором Орлов, приглядевшись, узнал медицинскую клизму, виденную им в доме у Крузеа. Его развеселила мысль, что он ни разу в жизни не бывал ни в одной аптеке. Интересно, что там продают? Пиявок и сушеные лягушачьи лапки? Алехан пялился на витрину, размышляя, что вот клизму так легко, как карты, не украдешь. «А жаль! В нашем доме мало по-настоящему ценных вещей. Что если залить в нее самогон? Ведро, наверное, войдет. Или больше?» Поручик не знал, что эта мысль приходит в голову почти всем, кто смотрит на большие подвесные клизмы, и она показалась ему оригинальной. «Вещь. — решил Алехан. — Прицепить к люстре и…»

Двери аптеки распахнулись, из них вышел тот самый иностранец, которого Орлов видел в лавке Шлосса, и начал спускаться по ступенькам вниз, бережно держа под мышками две больших стеклянных колбы. В это же время от стены соседнего дома отлепились два лакея в желтых шелковых камзолах с зеленой выпушкой. Таких Алехан изредка встречал во дворце, они приносили записки из дома для канцлера Воронцова. «Точно, воронцовские, — решил поручик. — Что они здесь делают?» Ответ был на удивление нагляден. Один из лакеев выбил у иностранца колбу, а другой, достав из-за спины палку, со всей силой ударил ни в чем не повинного покупателя по спине. Тот ахнул и стал оседать на ступеньки.