Камень власти - Ольга Игоревна Елисеева Страница 49

Екатерина Алексеевна опустила голову на руки и тяжело, с надрывом вздохнула.

— Если б муж слушать меня пожелал, если б за дверь не выставил…

— Как так? Обижает он тебя, говорят? — Послышались сочувственные голоса.

— Моя судьба… Что об ней говорить? — Отвечала великая княгиня. — Россию жалко. Да вас, дети. Будь во мне надежда, я б нашла человека, который за меня ему об ваших бедах поведал. Но сдается мне, он и так все знает, да не нужны мы ему.

Вздох негодования прошел по всем столам.

— Так ты ему скажи, мы дохнуть не намерены! Война кончена. Чай, в казне теперь деньги есть. Пускай платят! Ты скажи, гвардия недовольна!

Многие встали с мест, и гомон сделался угрожающим. Екатерина передернула плечами.

— Что ему гвардия? — Вмешался Орлов, перекрыв все глотки сразу. — У него своя есть. Ладная, не чумазая. Сладко жрут, мягко спят. За наш счет. Им война не война — подавай жалование. И подавали. А мы, сиволапые, все молчим, все верим: потерпите, братцы, денег нет, воюем. И кричать-то вроде совестно.

— А им перед Россией не совестно! — Поддержал выдохшегося Гришана Пассек. — Понатащили немчуры из Голштинии. Да мы хоть передохни все, ему плевать. Хочет нас под немцев, с пруссаками дружбу водит.

— Мы! Мы победители! — Загремело со всех сторон. — Виват Россия! Виват Елисавет!

Оскорбленные в лучших чувствах гвардейцы орали, не унимаясь. Орали не столько от гордости — Потемкин это сознавал — сколько от унижения. На мгновение ему стало невыразимо противно. Ловили простаков! И не то, чтоб говорили неправду, но правда, принесенная сюда и разлитая по кружкам на каждом столе, теряла цену.

Когда все оторались, сержант Барятинский, робко пододвинувшись к великой княгине, спросил:

— Но ведь деньги-то теперь в казне есть? Обещали, как победим, с пруссаков содрать.

— Мы терпели! Мы ждали! Где контрибуция? — Поддержали его другие.

— Молитесь, дети, за здоровье Ее величества, — твердо сказала Екатерина. — Да минует, матушку нашу, злая доля, и она наградит вас за терпение.

— А Петр Федорович? — Недобро глядя вокруг, осведомился Пассек. — Разве он от обязательств свободен?

— Не свободен, — подтвердила женщина. — Но ведь это нам Фридрих — враг, супостат, а ему — родной дядя. Станет он дядю-то обирать? Подумайте.

Повисло тяжелое молчание.

— Выходит все зря? — Осведомился кто-то.

— Он что же ему все вернет?

— Не может этого быть.

— Для чего же тогда воевали?

— Пруссия — наша губерния.

Возгласы были уже раздраженные и неуверенные.

— Если б я могла чем помочь, — печально вздохнула великая княгиня. — Клянусь, что будет в моих силах, все сделаю. Слезно жаль мне вас, а пока вот вам, братцы. — Она сняла с колен и поставила на стол крутобокий мешочек, который до сих пор скрывала от глаз. Такой же мешочек опустил рядом Орлов.

— Остальное я отдала Григорию Григорьевичу, возьмете у него, — добавила Екатерина, вставая.

— Матушка, милостивица, спаси тебя Господь Бог за доброту твою бескорыстную, — понеслось со всех сторон.

— Ее высочество сама который год без гроша. Ей наши беды душевно понятны, — прогремел Орлов. — Нашу сирость желеючи, она вчера свои бриллианты продала, чтоб вы не голодали.

— Помогай тебе Бог, заступница. А мы твою ласку не забудем, — раздались возгласы. — Не тужи, дай срок, вернем тебе твои цацки.

Орлов показал всем пример, поцеловав великой княгине руку. Гвардейцы стали подходить к ее высочеству и благодарно прикладываться. Она ласково улыбалась каждому, цепко вглядываясь в лица и давая понять, что именно его запомнила и отметила.

«Удивительная женщина», — думал Потемкин. Вся его беда заключалась в том, что он ни на миг не мог перестать рассуждать, поддавшись сердечному порыву. И теперь, после увиденного разочарованно восхищался ею. Дама из библиотеки ласково улыбнулась где-то в глубине его души и тихо шепнула: «Не верь, не верь. С тобой я другая».

Краем уха он услышал удивленный и радостный голос:

— Во баба, побрякушки свои для нас не пожалела!

«Оценили! — Досада охватила Грица. — Почему она позволяет себе так держаться? Они смеют о ней…» И снова незнакомка с тяжелым фолиантом в руках покачала головой и мягко улыбнулась.

Они втроем вышли на улицу. С неба струился тихий снег. Недалеко от Мойки их догнала простая карета без гербов и факелов. Великая княгиня стала прощаться. Потемкин отвернулся в сторону и услышал у себя за спиной тихий чвак. Ему захотелось сейчас же, немедленно ударить Гришана, вмазать по наглому счастливому лицу… и ее ударить, чтоб не смела…

Ее высочество ласково кивнула и улыбнулась ему.

— Прощайте, вахмистр. Буду счастлива познакомиться с вами ближе.

Дверца хлопнула, полозья заскрипели по снегу. Орлов стоял, глядя ей вслед.

— Пойдем что ли? — Потемкин с силой потянул тонкий белый шарф на горле и глотнул холодного воздуха.

— Я за нее помру, — выдохнул Гришан. — Веришь ли?

— Верю, — спокойно кивнул вахмистр.

Он ничего не рассказал Орлову, но тот сам как-то догадался и в тот же вечер, обняв приятеля за плечи, тихо спросил:

— Ты меня, чай, теперь ненавидишь?

— Не-е, — покачал головой Потемкин. — У меня такое чувство, что мы товарищи по несчастью. Типун мне на язык. А ты?

— Я что? — Улыбнулся Орлов. — Я, знаешь, Гриш, я очень счастлив.