Вяземский - Вячеслав Бондаренко Страница 5

Реакция стариков, как и следовало ждать, была бурной. Отец сообщил сыну, что в случае свадьбы он может забыть дорогу в родительский дом. Скрепя сердце Андрей Иванович отправился в отцовское поместье Удино. Но все попытки воззвать к разуму и родительским чувствам старика оказались тщетными — отец вначале угрюмо молчал, а затем разразился угрозами и бранью.

Разлад в семье невыразимо терзал Андрея Ивановича. Он понимал, что родители любят его, по-своему желают добра… Но подчиниться им — значило лишить себя счастья, обретенного с таким трудом… Душевные муки в конце концов уложили князя в постель. И тут его сторону в споре неожиданно решительно взял в общем-то далекий человек — 60-летний Александр Алексеевич Вяземский, могущественный генерал-прокурор, которого Екатерина II звала за глаза «каменный князь». В этом случае он оказался далеко не каменным — написал И.А. Вяземскому укоризненное письмо с описанием нервных припадков, которыми страдал его сын: «Все сии припадки отношу я большею частью на то огорчение кое его всеминутно страдать заставляет любя вас и зная что вам сие неприятно… Неужели же вы хотите быть его убийцем?» Ивану Андреевичу оставалось лишь неуклюже оправдываться. Хотя он и не преминул в ответ пожаловаться на своенравного сына, от которого не дождешься никакой благодарности…

Все же история эта кончилась относительно мирно. Под давлением А.А. Вяземского, его жены и многочисленных знакомых родители благословили молодых; мать Андрея Ивановича написала невестке: «Я на вас никак не сердита и сердитца не могу потому что всякий человек ищет своево благополучия то конешно вы и сделали». По всей видимости, смерть М.С. Вяземской 24 мая 1786 года никак не была связана со свадьбой, состоявшейся двумя месяцами раньше. И хотя в литературе утвердилась «романтическая» версия событий — якобы мать князя скончалась, не пережив своеволия сына и разрыва с ним, еще раз повторимся — это не так, сразу же после свадьбы М.С. Вяземская сказала: «Сын мой женился, и я его прощаю».

Во многих источниках сказано, что чуть ли не в один день с супругой скончался (якобы тоже от переживаний) и отец Андрея Ивановича. На самом же деле он дожил до весьма преклонного возраста, вполне примирившись с сыном. Во всяком случае, в Остафьевском архиве сохранилась записка о состоянии здоровья И.А. Вяземского, написанная рукой его невестки и датированная 1790 годом. Почти одновременно отец и сын получили от Павла I чин действительного тайного советника — Андрей Иванович 28 октября 1798 года, а 76-летний к тому времени Иван Андреевич — 6 ноября.

Итак, странноватая на первый взгляд пара — русский князь-рюрикович и ирландка… Родители А.И. Вяземского почему-то были убеждены в том, что Дженни — не дворянка. Как бы удивились они, если бы могли заглянуть в родословную роспись нежеланной невесты сына — роспись эта была доведена до самого Адама!.. Дженни происходила из очень знатного рода — одного из самых обширных ирландских кланов О'Рейлли (по-английски фамилия пишется O'Reilly, а по-ирландски — O'Raghailligh), выходцев из древнего графства Бреффни (Breffny, по-ирландски Breifne). Основатель этой фамилии Рэгхэллах, в 105-м колене потомок Адама, погиб в битве при Клонтарфе еще в 1014 году… Род славился своим богатством, и до сих пор в Ирландии есть поговорка: «Жить, как О'Рейлли». Древний герб (два золотых льва, темно-зеленый щит, рыцарский шлем, корона) сопровождался девизом «Fortitudine et prudential» ^[4].

Дженни была родом из ветви, называвшейся О'Рейлли Хит Хауз (Heath House). Ее прапрадед Майлз О'Рейлли по прозвищу Слэшер («Рубака») был последним в роду, кто носил титул принца Бреффни; прадед, полковник Джон Рейлли, умерший в 1717 году, состоял на службе английского короля Якова II и командовал своим собственным полком «Драгуны Рейлли». Отца Дженни звали, как и пращура, Майлзом. Кроме дочери, в семье были еще сыновья Доуэлл, Джон-Александр и Мэттью.

Самым ярким представителем этой ветви рода был троюродный дядя Дженни — граф дон Алехандро О'Рейлли (1722 или 1725—1794), оставивший заметный след в истории Испании. С юных лет он состоял на службе в испанском флоте, добился расположения короля Карла III, служил на Кубе (одна из центральных улиц Гаваны до сих пор носит его имя — калье Орели), занимал пост губернатора Луизианы (нынешний американский штат тогда принадлежал Испании) и возглавлял неудачную военную экспедицию в Алжир, после которой получил чин генерал-фельдмаршала, был назначен генерал-капитаном Андалузии и губернатором Кадиса. Там во время своего европейского вояжа с ним свел знакомство князь Андрей Иванович Вяземский (запись «Mr. le comte Oreilly» есть в его путевом дневнике ^[5]). Имя Алехандро О'Рейлли упоминается в поэме Байрона «Дон Жуан». Таким образом, у русского поэта П.А. Вяземского неожиданно обнаруживается дальний родственник в Испании — человек яркой, авантюрной судьбы, какими славилось XVIII столетие.

Родной брат Дженни — и, следовательно, родной дядя Вяземского — Джон-Александр (1769—1832) тоже связал судьбу с Испанией. Он дослужился до полковничьего чина, воевал с армией революционной Франции в 1793—1794 годах, а в старости получил известность как филантроп и автор воспоминаний.

Итак, князь Петр Андреевич — наполовину ирландец, к тому же с заметными предками и с явной семейной предрасположенностью к космополитизму. Сказалось ли это на складе его характера, на писаньях, на судьбе вообще? Или все-таки (см. эпиграф) — «маленькая Россия»?.. Конечно. Ведь в России найдешь при желании и ирландца, и шведа, и француза, да мало ли кого еще, и будут их жизни искриться русскими талантами, русской природой, стихами, безверием, верой, московским выговором, петербургским легкомыслием… «В самом уме моем есть какой-то русский сгиб и склад», — признавался Вяземский и был убежден, что «пойдет в потомство с российским гербом на лбу». Ирландские корни давали себя знать очень редко. Был, правда, в жизни князя Петра Андреевича момент, когда он всерьез собирался эмигрировать в Ирландию и даже просил друзей разыскать там его родню. Но, когда ему действительно выпал случай посетить Британские острова, Вяземский не предпринял ни малейшей попытки навестить родину своих предков, хотя такая возможность у него была. Увлечение Байроном и Вальтером Скоттом, перевод из Томаса Мура «Ирландская мелодия», позднее стихотворение «Введенские горы», не слишком старательные попытки овладеть английским языком… пожалуй что и все. Реже всего при исследовании биографии Вяземского вспоминаешь о том, что в нем половина ирландской крови. (Хотя — не ирландские ли в нем задиристость, ершистость, неуступчивость во взглядах? И нет ли здесь счастливого сочетания с аналогичными русскими черточками? Это уже вопрос к специалистам, изучающим национальные характеры обоих народов. Подсказку дал еще Джеймс Джойс: «Кельтский дух во многих отношениях сходен со славянским».)

Сразу после женитьбы Вяземские некоторое время жили в Петербурге. Там Андрей Иванович, помимо служебных должностей, занимал пост избранного мастера знаменитой в узком кругу масонской ложи «Молчаливость». Связи его с масонством были давними и прочными — еще в 1782 году Вяземский вошел в состав насквозь масонского Дружеского ученого общества при Московском университете; его коллегами по этому обществу были Н.И. Новиков, М.М. Херасков, И.П. Тургенев. Приятельские отношения связывали Вяземского с известными масонами С.И. Плещеевым и А.А. Ленивцевым. Во время своего заграничного странствия князь Андрей Иванович выполнял некоторые поручения «братьев», в частности, в апреле 1782 года в Стокгольме изучал масонские рукописи в королевской библиотеке, а в июле присутствовал при работе Вильгельмсбадского конвента, объявившего Россию независимой масонской провинцией.