Перикл - Анатолий Домбровский Страница 49

— Не стыдно. Ты развлекала многих, позабавь и меня. Это и будет плата за то, чтоб я убрался из этого дома.

— Я жалею, что заговорила с тобой, — сказала Аспасия. — Ты — ничтожество. Странно, что у великого отца столь ничтожный сын. И горько. Да и не сын ты ему, а пасынок.

На этом разговор закончился. Но не закончились подлые проделки Ксантиппа. Одна из них вывела Перикла из равновесия, он схватил меч и замахнулся на сына. И быть бы беде, когда б Аспасия не бросилась между ними и не остановила руку Перикла. Ксантипп убежал.

— Да, — сказал Перикл, с трудом переводя дух. — Ты права. Гнев помутил мой разум. Первый раз, кажется. Первый раз. — Лицо Перикла покрылось каплями пота. Он отбросил меч и сел, обхватив руками голову. — Спасибо тебе, Аспасия.

Она села рядом с ним, обняла, поцеловала в лоб. Лоб был холодный, как камень, вынутый из воды.

— Я тоже не смогла бы сдержаться, — сказала она. — Не знаю, как мы теперь исправим положение. И дело не в том, чтобы вернуть деньги Финею...

— Разумеется, — вздохнул Перикл. — Дело в том, что Финей — друг Фукидида, в этом всё дело...

В этом как раз и заключалась причина того, что Перикл едва не убил сына: Ксантипп взял взаймы у Финея, ближайшего друга Фукидида, огромную сумму денег, которую Финей теперь потребовал вернуть. Взял без ведома отца, хотя, как теперь выяснилось, сказал Финею, что деньги нужны отцу. Хуже того, он от имени отца пообещал Финею, что должность, на какую давно претендовал Финей, будет ему предоставлена взамен на услугу. Финей был не дурак и сразу же понял, что Ксантипп всё врёт, что деньги нужны ему, а не отцу, но деньги сразу дал, радуясь тому, что Ксантипп ставит под удар Перикла — вовремя вернуть долг он не сумеет, да и вообще, наверное, не сумеет, Финей подаст на него иск в суд, где и обнародует вранье Ксантиппа, будто деньги попросил стратег взамен на должность для Финея. Так будет опорочен неподкупный Перикл, который-де на самом деле принимает взятки даже от своих политических врагов, едва ли не от самого Фукидида — ведь Финей друг Фукидида, об этом все давно знают.

— И денег нет, — сказал Аспасии Перикл. — Придётся продать отцовское имение.

— Какую должность хочет получить Финей? — спросила Аспасия.

— Должность казначея в Фуриях.

— Дай ему эту должность. Как человек подлый, он скоро проворуется. Это и будет ему наказанием.

— Финей, конечно, человек подлый, но хитрый. Я верну ему деньги.

Одно из отцовских имений Периклу пришлось срочно продать, чтобы вернуть долг Финею, не доводя дело до суда. Но слухи о том, что Перикл принял взятку от Финея, поползли по Афинам, и Совет Пятисот уже намеревался — по настоянию Фукидида — допросить Финея, а затем и Перикла, если Финей подтвердит, что ссужал тому деньги, но тут произошло непредвиденное: у Финея случился запор от большого количества яиц, съеденных им на спор с друзьями, отчего он и умер. Повезло Периклу и в другом — Ксантипп наконец переехал в купленный для него дом и оставил отца в покое. Только после этого Аспасия вздохнула с облегчением, почувствовав себя полновластной хозяйкой в Перикловом доме. Впрочем, свою роль она определила так: жена — это, конечно, так, само собой разумеется, её горячую любовь к мужу ничто не в состоянии охладить, да и он так любит её, что целует при каждой встрече или расставании и каждую ночь дарит ей ласки, жена — это несомненно, это на первом месте, и на первом же месте — помощница, соратница, верный друг.

— Рядом с другими твоими помощниками и соратниками, — сказала она Периклу. — Или во главе их, — добавила она, смеясь. — Если позволишь.

— Позволяю, — ответил он, целуя её.

— В таком случае я открою для них дом. Пусть приходят днём или ночью, пусть обсуждают наши общие дела, пусть спорят, уча друг друга и нас. Мне так хочется быть не только приятной, но и полезной тебе.

— Это удваивает моё счастье.

Единовластные правители имеют обыкновение приглашать к своему двору выдающихся поэтов, скульпторов, архитекторов, механиков, врачей, философов, чтобы они трудились ради их славы. Перикл — не единовластный правитель в Афинах. Единовластный правитель Афин — народ, Народное собрание, Экклесия. Перикл лишь служит народу, он у народа при дворе. До той поры, пока служит. Сократ, как и многие другие, преувеличивает его власть, его влияние на афинян. Да, он не потакает их необдуманным желаниям, он знает, в чём состоит польза Афин, и ради этой пользы не только возбуждает в афинянах добрые порывы, но и гасит дурные, вредные, опасные, опираясь на силу своего ораторского искусства и мощь законов. Он служит у народа его правителем, такую роль афиняне отвели ему в своей жизни. И эту роль конечно же должны разделить с ним его друзья. Не придворные, а друзья. Не ради его личной славы, а ради славы афинян. Анаксагор, Фидий, Калликрат, Софокл, Геродот, Протагор, Сократ, Продик, Полигнот, скоро вернётся Гиппократ, часто наведывается Эврипид... Ах, ещё Аспасия! Он забыл про Аспасию, которая хоть и не может заменить ему всех его друзей, но так же дорога ему, как и все его друзья. Как она сказала? Во главе их? Прекрасно! Пусть будет во главе. Она их уже приручила, они слетаются в его дом по первому её зову. Им даже кажется, будто это их собственный дом.

Аспасия сказала ему:

— Завтра весь вечер мы посвятим Парфенону. Ты будешь?

— Непременно, — ответил он, радуясь предстоящей встрече с приятными ему людьми, тем более приятными после многодневных деловых разговоров с Кимоном, который вернулся в Афины после многих лет изгнания и с завидным жаром сразу же принялся оправдывать своё возвращение тем, что с жадностью ухватился за порученную ему поездку в Лакедемон для переговоров о мире, собрав необходимое посольство и обсуждая с ним — и с Периклом, разумеется, — принципы и пункты будущего договора со Спартой. Кимон за эти годы заметно постарел, избавился от многих своих привычек — не пошёл гулять по дружеским пирам и «домам радости», — отчего его деловое рвение только возросло: он готов был обсуждать мирный договор со Спартой без перерыва днём и ночью. Периклу приходилось тратить каждый вечер немало усилий, чтобы выпроводить Кимона и его посольство домой до следующего утра.

— Кимон намерен заключить со Спартой мирный договор на десять лет, — сказал Перикл Аспасии.

— Десять лет — это мало, — заметила Аспасия. — Я уверена, что и ты и Кимон проживёте дольше десяти лет, да услышат меня боги. Договор надо заключать на всю жизнь, тем более мирный договор. Конец жизни — и конец договора. Пусть Кимон скажет об этом Архидаму, спартанскому царю. Я думаю, что Архидаму это понравится. А потом и суеверие заест: кончится мир — кончится и жизнь. Скажи об этом Кимону.

— Сегодня же и скажу, — пообещал Перикл. Он не знал, понравится ли предложение Аспасии Кимону и Архидаму, ему же оно понравилось, особенно её слова о том, как возникают суеверия, как переворачиваются, меняются местами причины и следствия, которые не являются ни причинами, ни следствиями.

— Правильно! — сказал Кимон, когда Перикл рассказал ему о предложении Аспасии. — На всю жизнь! И кто умрёт первый, тот первый и проиграет: я умру — Архидам пойдёт на нас войною, Архидам умрёт — мы пойдём на Спарту.