Искушение фараона - Паулина Гейдж Страница 49

Хаэмуас заметил, как вспыхнули большие, подведенные зелеными тенями глаза Нубнофрет. Все свое внимание она быстро переключила с Табубы на Сисенета.

– Ты совершенно прав, – сказала она, делая Ибу знак удалиться. – Без должной выучки здешний народ и в самом деле склонен к лени и воровству. Но я могу дать тебе адрес одной пары, которая занимается подбором слуг и даже прививает новичкам кое-какие основные навыки. Эти люди несут ответственность за тех, кого рекомендуют, пока они полностью не овладеют правилами и порядками, заведенными в вашем доме. Их работа, конечно же, стоит недешево, но…

Хаэмуас почувствовал краткое прикосновение чьей-то прохладной руки.

– Кое-кто из наших новых слуг просто ушел от нас, – сказала Табуба, когда он наклонил к ней голову. – Мне кажется, им не по нраву тишина и молчание, царящие в доме, не помогло даже щедрое жалованье. Возможно, с рабами было бы легче.

Он смотрел, как она медленно отпила из чаши вина, как движется ее горло, как откинулись назад волосы, и чувствовал, что, спрятавшись за спинкой кресла, с него не спускает глаз Шеритра.

– Я не разделяю мнения о том, что рабы подходят для работы по дому, – сказал он. – Хотя я и сам покупал рабов для кухни и для ухода за лошадьми. Верность, как мне представляется, идет рука об руку с личным достоинством.

– Несколько старомодный, но заслуживающий уважения взгляд, – с улыбкой произнесла Табуба. – Хотя фараон, наверное, не разделяет твоего мнения. В наше время рабов становится все больше – выходцы из чужих земель на службе у египетской и приезжей знати. И эта картина вызывает глубокое беспокойство.

– Почему беспокойство? – удивленно спросил Хаэмуас. Он заметил, что Шеритра придвинулась к ним чуть поближе, чтобы лучше слышать.

– Потому что может настать такой день, когда рабы вдруг поймут, что по численности они превосходят свободных жителей, и тогда они захотят вырвать силой свободу, которой мы их лишили, – произнесла Табуба просто. Выражение ее лица было серьезным, вдумчивым. Она смотрела прямо на него.

– Такое желание имело бы гибельные последствия, – возразил Хаэмуас, а про себя подумал, что с женщинами не принято вести подобные разговоры. Женщины занимаются хозяйством, их больше интересуют практические, вполне земные дела, а не отвлеченные теоретические вопросы. Он и представить себе не мог, что стал бы беседовать об этом, скажем, с Нубнофрет. А вот с Шеритрой… Прямо у него перед носом мелькнула тонкая ручка, ухватила с подноса на столе щедро сдобренную специями булочку и вновь скрылась. Значит, она перестала нервничать, раз начала жевать. Это хороший знак, не без удивления подумал Хаэмуас.

– У нас имеется мощная, быстрая, хорошо вооруженная армия, – продолжал Хаэмуас, – и восставшие рабы, пусть даже их будет великое множество, не способны противостоять воинам моего отца.

– В армии тоже служат тысячи наемников-чужеземцев. – Хаэмуас в удивлении посмотрел вокруг. Голос, произнесший эту фразу, принадлежал Шеритре. – Только представь, отец, если они вдруг решат, что должны хранить верность своим соплеменникам, а не золоту, которое выплачивает им дедушка!

– Ты совершенно права, Шеритра, – сказала Табуба, кивая девочке. – И твой отец, несомненно, согласится с нами. Египту необходимо очищение.

Он и так был согласен, но продолжал спорить из чувства противоречия. Вдруг он заметил, что постепенно вообще перестал принимать участие в беседе. Шеритра, по необъяснимой причине совсем позабыв свою застенчивость, беседовала с гостьей без малейшей тени робости, а Табуба внимательно ее слушала. Большинство людей предпочитали не брать на себя труд разговорить Шеритру. После обычного обмена любезностями они обращали все свое внимание и мысли к великолепному Гори и прочим членам семьи, а Шеритра оставалась в тени, ничего не ела, пила мало и после обеда сразу же, как только ей позволялось, убегала к себе.

А Табубе удалось каким-то образом вовлечь Шеритру в беседу, и, без видимых усилий со стороны гостьи, девочка чувствовала себя легко и свободно, что прежде не удавалось никому из гостей, даже если их намерения были самые благие. Хаэмуас осознал, что давно уже сидит, погрузившись в собственные размышления. Когда он отвлекся от этих мыслей, до него донесся голос Табубы:

– Но, царевна, только подумай, какие расходы повлечет за собой такая политика! Кто из фараонов в состоянии себе это позволить? Это не под силу даже Рамзесу, Повелителю всего живого!

Хаэмуас поморгал. Шеритра сидела у ног Табубы, отирая со рта крошки. Щеки у нее разгорелись, но не от смущения, а от удовольствия и радости, хотя Табуба в разговоре и возражала девушке, а Шеритра, как правило, такие вещи воспринимала слишком близко к сердцу.

– Почему не под силу? – горячо возражала его дочь. – Он должен сначала обложить всех налогом. Боги отлично видят, Табуба, что в Египте полным-полно нищих феллахов, которые бы с радостью…

Хаэмуас обвел взглядом остальное общество. Хармин беседовал с Нубнофрет. Он стоял, упершись рукой в мускулистое стройное бедро, немного склонившись над своей собеседницей и размахивая другой рукой, в которой держал чашу с вином. Она же смотрела на него снизу вверх внимательно, сосредоточенно, даже, возможно, с восхищением. Сисенет сидел в одиночестве, глядя на струи фонтана, по его лицу ничего нельзя было прочесть.

Хаэмуас неохотно подумал о том, что как хороший хозяин он должен на время оставить общество Табубы и оказать внимание другим гостям. Он повернул голову именно в ту секунду, когда женщина переменила позу, скрестив свои длинные ноги. Край узкого наряда отогнулся, и его взору открылось ее смуглое бедро. От этого зрелища захватывало дух. И хотя все внимание Табубы было поглощено беседой с Шеритрой, Хаэмуас по каким-то признакам понял, что это движение было рассчитано именно на него, и Табуба прекрасно знает, что он на нее смотрит.

Обед прошел шумно и весело. По просьбе Хаэмуаса Нубнофрет приказала выйти всем музыкантам, состоящим в услужении у царевича, а также всем юным танцовщицам и певцам. Обычно Хаэмуас предпочитал обедать в тихой и спокойной обстановке, особенно если приглашенные приходили обсудить государственные дела и хотели после шестого блюда посвятить время серьезной беседе, но в этот раз Хаэмуас жаждал развлечений. Повсюду были расставлены сосуды, наполненные весенними цветами, от их пряного аромата кружилась голова, а от ладанных курений в воздухе витал голубоватый дымок. Танцовщицы, ударяя в крошечные тарелочки, порхали между столами, их роскошные волосы развевались, слух собравшихся услаждало стройное многоголосное пение.

Хаэмуас заблаговременно подумал о том, чтобы усадить Шеритру рядом с собой и неподалеку от входной двери, словно предоставляя ей тем самым свою отцовскую защиту, а также возможность незаметно выскользнуть из комнаты, как только у нее возникнет такое желание. Но оказалось, что это место занято Табубой, смеющейся, веселой, но от этого не менее таинственной. Она шутила, в притворной озабоченности касалась пальцами своей больной ноги и не прекращала поддерживать блестящий разговор, в который оказались вовлечены все, включая и Нубнофрет, и его самого. Гори и Сисенет сидели рядом, потягивая вино, их головы склонились друг к другу. Они о чем-то тихо беседовали.