Пункт назначения - Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941-1942 - Генрих Хаапе Страница 48

Мы получили приказ изменить маршрут движения с северо-восточного на юго-восточное направление. Наша воздушная разведка обнаружила крупное скопление вражеских сил в верховьях Днепра. Туда мы и отправились маршем на следующее утро.

Шел проливной дождь, и вскоре всю дорогу развезло. Тяжелые машины утопали в грязи. Проехав несколько метров, они снова застревали. Теперь пришло время выносливых русских лошадок с их легкими телегами, и они проявили себя во всей красе. Они легко тащили по непролазной грязи даже небольшие 37-мм противотанковые пушки, что позволяло противотанковым подразделениям не отставать от марширующей колонны.

Несмотря на плохую погоду, наступление на Москву продолжалось полным ходом. Каждый день мы преодолевали под проливным дождем от двадцати до тридцати километров. В войсках царило приподнятое настроение, так как мы успешно захватывали одну русскую позицию за другой. Как мы слышали, несмотря на упорное сопротивление противника, наши танки, путь которым 2 октября проложил и наш 3-й батальон, продвинулись уже далеко за Старицу и Калинин и вышли в район севернее Москвы. Группа армий «Центр» приближалась к советской столице сразу с нескольких сторон, и стальное кольцо окружения начинало неумолимо сжиматься! Если нам хотя бы в некоторой степени будет сопутствовать удача, то коммунистов ожидали величайшие Канны мировой истории. Находясь на левом фланге группы армий «Центр», мы должны были образовать северную губу клещей. Наши боевые товарищи, наступавшие справа (южнее) от нас на Калугу и Тулу, должны были отрезать подходы к столице России с юго-востока. Если после этого кольцо окружения не будет прорвано, нас ждет победа! Конец войны, уничтожение коммунизма, освобождение народов Советского Союза!

Но дождь продолжался. Дороги превратились в бездонные топи. Промокшие до нитки, мы продолжали движение.

Через два дня после нашего выхода из Бутово к вечеру пошел первый снег, тихо падавший на молча двигавшуюся колонну. Каждый из нас подумал об одном и том же, когда первые тяжелые хлопья снега посыпались на заплывшую грязью дорогу. Это были первые признаки приближающейся зимы! Как долго продлится зима и какие холода нас ждут? Сначала это белое великолепие мгновенно пропадало на темной, сырой земле, словно она без остатка поглощала его. Но уже через несколько часов ударил мороз, снег пошел еще гуще, и все окрестности накрыла великолепная белая мантия. Мы смотрели на все это с заметным беспокойством.

К вечеру батальон подошел к верховьям Днепра. Мы находились в шестидесяти километрах северо-западнее Вязьмы и в двухстах семидесяти километрах западнее Москвы. На восточном берегу Днепра, который был здесь довольно узок, находилась сильно укрепленная позиция русских. На следующее утро мы перешли в атаку и захватили переправу. Уже в 6:30 утра все вражеские позиции на другом берегу были в наших руках. Противник снова был обращен в паническое бегство. Мы сразу же попытались развить наступление и двинулись к следующей цели – небольшому городку Сычевка.

Погода совсем испортилась. Становилось все холоднее, и весь день не переставая шел снег. Но на дороге он долго не залеживался и быстро перемешивался с грязью, в которой наши машины и повозки утопали все глубже и глубже. Бойцам приходилось постоянно толкать повозки и тянуть за спицы колес. Славные русские лошадки буквально выбивались из сил и были все в мыле. Все старались изо всех сил, чтобы колонна продолжала движение и транспортные средства не застревали. Но из-за крайней усталости нам приходилось все чаще делать остановки. Потом мы снова шли к нашим повозкам, утопая по колено в грязи. Это была отчаянная гонка наперегонки со временем и погодой, которая, как мы знали, будет становиться с каждым днем только хуже.

Мы продолжали движение даже по ночам и к 11 октября вышли в район севернее Сычевки. В конце концов и этот город пал. Клубы дыма, поднимавшиеся над горящими домами, плыли высоко в небе над головами немецких солдат и над отступающей Красной армией.

Наш батальон, действуя совместно с кавалерийским эскадроном фон Бёзелагера и подразделениями разведывательного батальона, должен был отрезать путь отступления русским северо-восточнее города. Одна за другой роты вводились в бой, и, когда начало смеркаться, почти все русские части, действовавшие на нашем участке, были разгромлены. Большинство из них, находившееся под командованием фанатичных комиссаров, сражалось до последнего человека. При этом мы разгромили и пресловутые «штрафные батальоны», которые по приказу Сталина формировались из тех военнослужащих Красной армии, которые без приказа оставили свои позиции. В этих батальонах бок о бок сражались и умирали бывшие командиры и простые солдаты.

К вечеру поле боя было усеяно телами погибших и раненых красноармейцев. Потери нашего батальона составили двадцать один человек: четырнадцать раненых и семеро убитых. Среди последних оказался и юный лейтенант Гельдерман.

Еще в ходе боя я приказал Мюллеру и Кунцле хорошенько натопить какую-нибудь русскую избу и оборудовать там батальонный перевязочный пункт. И теперь я был занят по горло, пытаясь оказать необходимую медицинскую помощь поступившим сюда раненым. Я приказал Кунцле взять с собой побольше перевязочного материала и отправиться на поле боя к раненым русским. Однако он вскоре вернулся и доложил, что раненых там слишком много и что ему срочно нужна помощь. Когда я справился со своими ранеными, то вместе с Петерманом мы вскочили на своих коней и поскакали посмотреть, что же там с русскими. При этом из-за бродивших в лесах красноармейцев, отбившихся от своих частей, мы чувствовали себя не очень уверенно.

С обширного луга, уставленного скирдами сена, до нас донеслись крики о помощи. Во многие из этих скирд забрались раненые красноармейцы, чтобы укрыться от холода. Мы остановились у одного из таких стогов и увидели двоих русских, старший из них постоянно крестился и молился, вздымая руки к небу.

– Мы должны им помочь! – сказал я Петерману.

Но прежде чем мы успели позаботиться о раненых, младший из них начал ругать своего спутника и угрожать ему. Потом он резко повернулся к нам и начал выкрикивать слова, полные лютой ненависти. Внезапно он выхватил пистолет и выстрелил в меня. Моя Зигрид встала на дыбы, и пуля прошла мимо. В следующее мгновение русский вставил дуло пистолета себе в рот и нажал на спусковой крючок. Прогремел выстрел, и он упал лицом в мокрую, холодную траву. Я заметил, что на нем была форма комиссара.