Ратоборцы - Алексей Югов Страница 48

В отличие от княжичей, Дубравку, как девочку, вовсе не утруждали политикой – наукой державного, государственного строенья. Правда, до поры до времени!

Обычно за год или за полгода перед тем, как выдать дочь замуж, когда уже ясно определялось, куда, в какое княжество – русское ли, чужестранное ли – выдадут и за кого, – родитель-государь вдруг как бы спохватывался и принимался наверстывать упущенное в политическом образованье княжны.

Тогда – и зачастую подолгу – государь-отец затворялся с дочерью и здесь, наедине, обязав ее хранить глубокую тайну, обстоятельно и повторно объяснял ей, что встретит она там, в замужестве, и чего от нее ждут для отчизны, для родного княженья, и чего она должна исподволь добиваться там, возле мужа, когда станет княгиней.

Нередко, – а особенно если девочке предстояло быть уведенной в замужество за рубеж, в чужую землю, – эти запоздалые уроки политической мудрости заключались тем, что государь-отец приводил дочь ко кресту: княжна приносила клятву не изменять отчизне и вере и даже там, на чужбине, блюсти первее всего заветы и пользу отца своего, а не супруга.

Близился подобный же страшный час и для княжны Дубравки: ей исполнилось двенадцать лет! А старше четырнадцати-пятнадцати лет княжон редко выдавали замуж: это было пределом!

Но пока княжна Аглая-Дубравка была все еще свободна от державной науки. Меж тем как старшим Даниловичам – Роману и Льву – не только разрешалось, но и прямо предписывалось присутствовать на советах отца-государя, хотя еще безмолвно и еще не на всех.

Да и в прочих мужских науках братья во многом брали верх над сестрою. Многое из того, что они уже знали, было еще ей невдомек!

Еще совсем недавно Дубравка могла спросить кого-либо из старших:

– А правда, что ангелы на ночь с солнышка корону снимают?

И ей заплакать захотелось, когда она узнала, что нет – не снимают!

Между тем Мстислав – озорник и ленивец – успел просветиться и кичился перед нею, что знает устройство вселенной:

– Никакого ангела с короною нет! Назначен каждому светилу свой круг: есть круг Луны, круг Ермиса, Зевса, Солнца, Ареса, Афродиты и Кроноса – семь кругов! Духи служебные, незримые для смертного ока, приставлены ко всем тем семи кругам и толкают круги руками. Когда они устанут толкать или повелено будет им перестать, тогда светила падут на землю, а небо совьется, как свиток!..

И разве знала Дубравка, как знали они, княжичи, отчего бывает гроза?

– Ну, а отчего же? – из гордости сдерживая слезы горечи и обиды, спрашивала сестра.

И торжествующий Мстислав почти без запинки отвечал, точь-в-точь как повествовал им на уроках митрополит Кирилл:

– Гроза бывает оттого, что дух служебный раздирает облако с шумом. И оттого – скрежет и гром, и растворяется путь водам небесным, и текут на землю.

Разве знала Дубравка, что такое вода? А Мстислав знал!

– Вода, – скороговоркой, назубок объяснял он, – вода – это стихия мокрая, и холодная, тяжкая, книзу стремящаяся, и удобь разливаемая, и потребная для крещенья. И это – важнее всего!..

Кирилл-владыка преподавал юным княжичам не только древнегреческий язык, но и строенье служб церковных, вместе с катехизисом православной веры, но также и геометрию, сиречь землемерие.

Все, что привнесли в мировую сокровищницу наук древние греки, все это, приправленное Библией, отцами церкви и сильно перемешанное с премудростью «Пчелы» и «Физиолога», арабских географов и Кузьмы Индикоплова, входило в геометрию, преподаваемую Кириллом.

Княжичи доподлинно узнали от владыки, отчего бывает ночь, отчего день.

– Когда солнце уйдет от нас под землю – тогда у нас наступает ночь. А там, под землей, – день.

Княжич Мстислав, бойкий и нетерпеливый, спросил у митрополита:

– А там, на той стороне земли, тоже живет кто-нибудь?

Митрополит рассмеялся.

– Глупый, – не по-злому укорил он мальчика, – никак! А то бы попадали: они же вниз головой!..

Узнали княжичи из геометрии митрополита Кирилла, что все животные изведены из воды: и рыбы, и киты, и птицы. Узнали, что Земля наша – это лишь точка ничтожная в небесном пространстве. Узнали, что Луна от Земли свет свой приемлет, что диаметр Луны – свыше сорока тысяч стадий, а кажется маленькой, оттого что чрезмерно далеко отстоит.

Затмения же лунные или мерцанья происходят оттого, что Земля заслоняет Луну от Солнца; узнали, что звезды суть раскаленные громады…

Он предостерегал учеников своих от суеверий, порождаемых астрономией.

– Не верьте, дети мои, математикам, волхвам и прогностикам, – говорил он. – Светила небесные не могут предсказать младенцу, будет он богат или нищ! Оставьте суеверие это простолюдинам!..

Но, с другой стороны, он остерегал их и против безбожных учений Гераклита, якобы мир – един и не создан никем, а был, есть и вечно будет; что вселенная – это вечно живой огонь, который закономерно воспламеняется и закономерно угасает.

Многое узнали они и о человеке, и все, что узнали, замыкалось величественной и ясной до предела формулой.

– Человек – это микрокосмос, – вдохновенно вещал им митрополит. – Плоть человеческая – от земли. Кровь – от росы и солнца; очи – от бездны морския; кости – от камня; жилы и волосы его – от травы земныя!..

На уроках митрополит отваживался затронуть и такое, о чем никогда не решился бы заговорить никакой другой учитель.

Так, например, излагая учение о растениях, он сказал:

– Видите, чада мои: и финики, и сосны, подобно человеку, два пола имеют – мужской пол и женский. И растение женского полу, расклонив ветви свои, желает мужеска пола… Однако растенья – немы, безгласны: как могли бы они поведать о том – женский пол мужскому? И вот ветер и пчела – они как бы бракосочетают меж собою растения!..

Так повествовал митрополит.

И не потому ли княжна Дубравка и не могла быть допущена к слушанью геометрии?..

Однако и у Дубравки, даже и помимо преобладанья ее над братьями в языках, была своя, особая область дивного веденья – область, издревле положенная только для девушек, однако такая, где бесспорно совместилась целая наука с врожденным даром к художеству: это было шитье золотом, шелками и жемчугом, а также плетенье кружев.

Она выучилась всему этому, почти не учась, как плавают, не учась, утята.

Чудесные тканые, плетеные, низанные и крупным жемчугом, и мелкими зелеными перлами изделья выходили из-под ее ребяческих рук!

Без всякой канвы, поражая и воспитательницу, и сенных девушек, и боярынь остротой и точностью зренья, безукоризненной разметкой своего глазомера, Дубравка расшивала крестом тончайшие антиохийские полотна.

К большим церковным дням Аглая-Дубравка готовила в тот или иной храм шелковые и аксамитные, ею расшитые ткани, воздухи и антиминсы.