Навстречу Восходящему солнцу. Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией - Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе Страница 47

Своим плачевным выступлением и на суше, и на море Китай заслужил презрение русских наблюдателей. В ноябре сразу после сражения в Пхеньяне военный атташе полковник К.И. Вогак писал, что китайцы были «ниже всякой критики», и добавлял: «Китайские войска, не исключая генералов и офицеров, [это] толпы всякого сбора, которыя не заслуживают даже и названия солдата». Когда их атаковали японцы, они, «видимо, думали только о том, чтобы скорее добраться до границы». После сражения у Вейхайвея Кассини сообщил, что цинские армии «вовсе не обучены и почти не вооружены». К началу февраля граф начал сомневаться в том, что династия Цин переживет этот кризис. «В недалеком будущем можно предвидеть свержение династии, общий развал империи и избиение иностранцев», — телеграфировал он в Петербург.

Что касается врага Китая, многие начинали по-новому относиться к Японии. Полковник Вогак провел большую часть войны в стане японцев, и его отчеты в Генеральный штаб были полны восторженных похвал в адрес военного искусства страны, гостем которой он был. Особенно его впечатлила подготовка офицеров и дисциплина солдат. «Япония и ее вооруженные силы должны обратить на себя самое серьезное с нашей стороны внимание, — отмечал Вогак, — ибо это сила, с которой надо считаться здесь очень и очень». ^[79] Алексей Суворин, редактор «Нового времени», ежедневной газеты, которая, как говорили, имела тесные связи с Певческим мостом (резиденцией российского МИДа), соглашался. «Что следует из того, что Япония победила или побеждает Китай?» — спрашивал он своих читателей. «По-моему, следствие большое: явилась новая страна, новый народ и притом новой для европейского человека расы — желтой!»

^{«Верзила-разбойник попался».}

^{Карикатура из «Панча» отразила удивление, которое вызвал у многих современников молниеносный разгром Японией Китая. (Punch. 1894)}

Быстрое развитие событий в Корее и Маньчжурии требовало свежего взгляда на проблему, и новый царь созвал еще одно совещание 20 января 1895 г. На первом совещании, состоявшемся в августе предыдущего года, доминировал министр иностранных дел. На втором совещании больший вес имели военные. Председательствовал теперь дядя Николая, великий князь генерал-адмирал Алексей Александрович, номинальный глава русского флота, а среди участников были министры военный и морской, а также начальники штабов и министр финансов. Министерство иностранных дел представляли Шишкин, исполняющий обязанности министра иностранных дел после смерти Гирса (в начале того же месяца), и граф Капнист.

Главная цель заседания 20 января состояла в том, чтобы решить, нужно ли менять российскую политику в свете неожиданных успехов Японии в этом конфликте. Основная дискуссия сосредоточилась на анализе возможных вариантов развития ситуации, поскольку до сих пор было неясно, каковы будут территориальные претензии Японии. Участников по-прежнему беспокоила роль Великобритании, хотя все и согласились, что, пока англичане «будут действовать… корректно», с Лондоном лучше продолжать сотрудничать. Что касается Японии, Шишкин был уверен в том, что она не нарушит своего обещания уважать территориальную целостность Кореи. Витте добавил, что в противном случае будет повод принять против Токио соответствующие меры.

В то же время флотское командование было гораздо больше, чем в августе, заинтересовано заполучить корейский порт. Великий князь Алексей Александрович несколько раз поднимал этот вопрос и намекал, что Николай размышляет об этом. Чихачев изменил свое мнение и теперь тоже высказывался в пользу этой идеи и даже предлагал захватить часть территории Маньчжурии. Его коллеги, однако, были против такого шага. Шишкин же со своей стороны убеждал совет показать, что Россия не имеет «агрессивных планов» на Тихоокеанском побережье, и подчеркивал необходимость сохранять дружеские отношения с Японией. Генерал Н. Обручев, начальник Генерального штаба армии, также возражал против базы в Корее, указывая, что столь удаленный от российской территории опорный пункт будет крайне трудно защитить ^[80].

Несмотря на желания флота, совет проголосовал за то, чтобы придерживаться старого курса и продолжить совместные дипломатические усилия. Однако, для того чтобы голос России в регионе звучал более убедительно, было решено усилить тихоокеанскую эскадру, «чтобы наши морские силы в тех водах были по возможности значительнее японских». Обе резолюции были должным образом исполнены. Чихачев незамедлительно приказал кораблям из модернизированной Средиземноморской эскадры отправляться в воды Тихого океана, в то время как МИД предпринял ряд действий, чтобы при поддержке англичан и французов заставить японцев заключить мир.

Стремясь сесть за стол переговоров, в феврале и Китай, и Япония начали прилагать серьезные дипломатические усилия, чтобы заручиться поддержкой крупнейших держав. В Токио министр иностранных дел Муцу обеспокоился перспективой англо-российского сотрудничества, которое в этом регионе могло оказаться грозной комбинацией. Поэтому он поспешил снова заверить Хитрово, что Япония не имеет никаких видов на Корею, а интересует ее главным образом Формоза (Тайвань) — остров, который, как он знал, не имел для России большого значения. В Петербурге Николай II принял посольство китайского императора, прибывшее с просьбой о посредничестве. Сановники не стали прибегать к дипломатическим тонкостям и в самом начале аудиенции вежливо поинтересовались здоровьем царя после нападения в Оцу четыре года назад. В китайской столице Ли Хунчжан со своей стороны снова обратился к Кассини за поддержкой, обосновывая это тем, что России нужен «спокойный и миролюбивый сосед», а не опасные японские выскочки:

Ни японский, ни китайский подход не вызвали определенного ответа в Петербурге. Кассини последовательно отвергал просьбы Ли Хунчжана, говоря, что Россия вмешается в конфликт, только если будут затронуты ее собственные интересы. Хотя молодой царь и симпатизировал китайцам, он все еще сомневался, какую позицию ему следует занять и нужно ли это вообще. На тот момент конфликт казался слишком далеким, чтобы предпринимать немедленные действия.

Другие европейские державы тоже не спешили вступать в переговоры. В итоге, когда в марте переговоры все же всерьез начались в японском городе Симоносеки, китайская делегация, которую возглавлял Ли Хунчжан, встретилась с представителями противника один на один. 18 марта Япония назвала свою цену мира, и Ли Хунчжан сразу же постарался оповестить европейские дипломатические миссии. Помимо обычного возмещения убытков и торговых концессий Токио настаивал на официальном отказе Китая от своих претензий к Корее. Больше всего тревожили территориальные уступки, которых потребовала Япония. Это были Формоза и Пескадорские острова на юге, а также весь Ляодунский полуостров с его важной военно-морской базой Порт-Артуром. ^[81] С точки зрения Кассини, последнее было опаснее всего для России. Он сообщал министру иностранных дел, что обладание Порт-Артуром даст японцам «такую силу для воздействия на китайское правительство при будущих сношениях с ним как по политическим, так и по торговым вопросам, что влияние и голос Японии неминуемо должны будут приобрести преобладающее, почти исключительное значение, само собой разумеется в явный ущерб влиянию прочих держав, имеющих политические и торговые интересы в Китае». В Петербурге война больше не казалась столь отдаленной.