Последние Каролинги - Фердинанд Лот Страница 47

Но это еще было не все: Арнульф должен был поклясться королям в вечной верности, несмотря на все клятвы, которые он уже приносил или может принести в будущем; и если ему случится быть пленником, то он тотчас должен будет, используя любые средства, бежать к королям. В беседах и грамотах на народном языке Арнульф объявил, что если когда-нибудь он сам нарушит условия договора, то он освобождает от них епископов области Реймса. Наконец, Арнульф поклялся «горожанам и рыцарям» (milites ас elves) Реймса хранить верность королям, сохранить под их властью город и замки, если сам он будет пленен или ему придется нарушить свое слово.

После того, как были тщательно приняты все меры предосторожности, Гуго и Роберт посчитали себя полностью удовлетворенными, чего нельзя сказать о некоторых епископах. Те же пожелали, чтобы во время торжественного служения мессы, в момент принятия святого причастия от священника, Арнульф подтвердил, что согласен с тем, что, если он когда-нибудь нарушит свои обещания, его следует проклясть. Другие епископы, более умеренные и образованные, горячо осуждали это решение. В этом действии они видели осквернение святыни, поскольку знак искупления использовался для погибели души. Будучи прекрасно осведомленными о легкомысленности Арнульфа и сомневаясь, что он может так скоро изменить свои взгляды, они негодовали, понимая, что таким образом вынуждают этого слабого и нерешительного молодого человека навлечь на самого себя погибель. Однако восторжествовало противоположное мнение, т. к. короли и сеньоры видели в этом гарант, обеспечивающий верность Арнульфа, Он согласился на новое испытание, а после того, как с него была снята анафема Асцелина и прочих иерархов Реймской епархии, был избран архиепископом всем реймским духовенством, викарными епископами, при единодушной поддержке народа и королей Гуго и Роберта. Наконец, Арнульф был рукоположен в сан и облачен в епископские одеяния (конец февраля – начало марта 989 г.).

Казалось бы, что очевидная неудача должна была сломить Герберта и он тут же покинет город, ставший свидетелем его унижения. Но ничего подобного не произошло. Это был удивительно ловкий человек. При Арнульфе он продолжал исполнять те же обязанности учителя богословия и секретаря, которыми занимался и при Адальбероне. Он занимался составлением акта избрания Арнульфа от имени епископов реймской области. Герберт сумел даже завоевать расположение молодого архиепископа и очень скоро полностью его подчинить своему влиянию. От имени Арнульфа он хотел управлять реймской областью и вести политику, которой придерживался его друг Адальберон. Герберт оказался настолько ловок, что сумел втянуть сына Лотаря в партию империи. Арнульф написал письмо Экберту, в то время находившемуся при дворе Отгона III, с просьбой о благосклонности, с которой Экберт относился к его предшественнику и о встрече с ним по его возвращении от двора германского короля. Арнульф прибавил, намекая на Герберта: «Прекрасным доказательством, что мы навсегда останемся объединены священной дружбой и неразрывным союзом, является то, что в советники я беру тех же людей, кто был советником при моем предшественнике и кого как в быту, так и в делах вы все время использовали в качестве посредников».

Едва обосновавшись на епископском месте, Арнульф обнаружил еще одну претензию – добиться паллия. Очевидно, подстрекаемый Гербертом, Арнульф решился отправиться в Рим для встречи с императрицей Феофано, которая находилась там с 25 декабря прошлого года, и, благодаря своему всемогущему покровительству, приобрела расположение папы Иоанна XV. Как только Гуго Капета осведомили об этой поездке, он немедленно начал чинить препятствия. Испуганный тем, что новый архиепископ столь быстро сближается с империей, он вовсе запретил ему покидать королевство. Тогда Арнульф с помощью Герберта написал одной знатной особе императорского двора послание, в котором просил ее поступить по-дружески, добиться паллия от папы и сохранить расположение императрицы Феофано. Сын Лотаря решил пренебречь запретом Гуго и дерзнул написать: «С Божьей помощью, мы будем в распоряжении Феофано к Пасхе (31 марта), и тогда никто не сможет помешать нам представить ей и ее сыну заверения в нашей верности и нашей преданности». Вероятно, вернувшись из Италии, он отправился на свидание с Феофано, т. к., спустя немного времени, получил паллий, ^[241] предмет своих желаний.

Упустив реймское архиепископство, Герберт по-прежнему рассчитывал на компенсацию от Германии. Но, видя слишком очевидное безразличие к своей персоне, он возвысил голос и позволил себе, впервые за пять лет, пожаловаться. Герберт напомнил о своей непоколебимой и столь мало вознагражденной преданности, просил какого-нибудь знака внимания, указывал на постоянство, с которым он сохранял преданность Феофано и ее сыну, хотя клялся в верности одному только Оттону III; он указал, что дыра, где его оставили, является позором для тех, кому он служил и утешением их врагам. Он умолял только. чтобы ему позволили быть верным и не отбрасывали его в другую партию.

Когда Арнульф удовлетворил свои амбиции и ему нечего было больше желать, его родственные чувства к семье мало-помалу взяли верх. «Он сочувствовал своему дяде, думал о нем, любил его, дорожил им, как своим родителем». Он очень привязался к своему молодому кузену Людовику, сыну Карла, и печалился при мысли, что ребенок, который мог бы быть королем, ведет ненадежное, лишенное почестей существование. Однажды, прогуливаясь вдоль берегов Эны, полный подобных раздумий, он неосторожно доверил Ренье, одному из своих родственников, от которого у него не было тайн, что Людовик – это существо, которым он дорожит больше всего на свете, и что обеспечение благополучия этому ребенку прямой путь снискать себе его милость. Спустя два года, оказанное доверие стало причиной его гибели. ^[242] Позднее Арнульф писал, что в его замыслах было восстановить ценой огромных усилий «почти уничтоженную у франков королевскую власть». В конце концов, Арнульф в августе 989 г. решился воплотить мечту в реальность. Единственное, что он мог сделать, дабы усилить могущество своего дяди, – это сдать ему Реймс и его епархию. Но, с другой стороны, Арнульф не хотел выглядеть столь явным нарушителем клятвы, которую он дал Гуго меньше шести месяцев назад. Чрезвычайно сложно было для него примирить эти два чувства. Посоветовавшись со своим дядей Карлом, Арнульф придумал пригласить под предлогом одного важного дела знатных сеньоров провинции к себе в Реймс Когда они все соберутся, Карл должен был прибыть ночью под стены города, надежный человек откроет ему ворота, после этого люди Карла захватят сеньоров вместе с архиепископом и бросят в темницу. Таким образом, Карл получит не только город, но и всю епархию или графство Реймса, сеньоры которого окажутся у него в руках. Этот ловкий и коварный план был изложен в письме Начал Арнульф тем, что заставил принести всевозможные клятвы Манассию, графа Ретеля, и Роже, возможно, графа Шато-Порсьена, которые оба являлись вассалами реймской церкви. ^[243] Они согласились присоединиться к войску, которое под предводительством Карла собиралось захватить город. Наконец, можно было рассчитывать на Роберта, брата матери Арнульфа, вассала Карла. Теперь требовалось лишь найти человека, который бы под покровом ночи взял у изголовья архиепископа ключи, но без прямого приказа Арнульфа, который опасался предательства Дудон, вассал Карла, взял на себя это щекотливое дело. Свой выбор он остановил на реймском священнике по имени Альгерин, расхвалив его ловкость и осмотрительность, рассчитывая на его смелость, он изложил ему, чего от него хотят, сообщив ему, что таков приказ его господина, архиепископа. Ошеломленный Альгерин захотел услышать приказ из уст самого архиепископа Арнульфу пришлось на это согласиться, и, когда священник спросил у него, на чью помощь он рассчитывает в осуществлении своих замыслов, между прочими именами он назвал ему своего дядю Карла, графов Роже и Манассию и дядю по материнской линии Роберта. Затем архиепископ приказал священнику посодействовать Карлу и присягнуть ему на верность. Альгерий повиновался.