Шпион для Германии - Эрих Гимпель Страница 47

— Это старая моя привычка.

— Пожалуйста, проверьте ваши карманы, не забыли ли вы еще чего, — сказал Нельсон. — Если вы скроете что-то, я получу нагоняй.

— У меня ничего не осталось, кроме наручных часов.

— Пожалуйста, положите и их на стол.

Дверь в помещение открылась, и вошел мужчина среднего роста с интеллигентным лицом, внимательными глазами и небольшими усиками.

— Это наш шеф, — представил его Нельсон, — мистер Коннели, заместитель директора ФБР.

— Рад познакомиться с вами, сэр, — произнес я.

— Я тоже, — ответил он, улыбнувшись. — Хорошо, что вы сохранили чувство юмора. Оно вам еще пригодится.

Голос его звучал приятно. Впоследствии я слышал его целыми днями, даже неделями. Вопросы, которые он задавал, становились все неприятнее, но тон оставался по-прежнему дружеским.

Нельсон, присев в уголке, строчил отчет. Коннели подошел ко мне поближе.

— У меня к вам просьба, — проговорил он. — Мне хотелось бы осмотреть ваш гостиничный номер.

— Так поезжайте туда, — тотчас откликнулся я.

— Я не могу сделать этого без вашего разрешения.

— Вот этого я не понимаю, — промолвил я. — Ведь если я не дам такого разрешения, вы все равно произведете там обыск.

Он широко улыбнулся:

— Завтра — да, но не сегодня, так как ордер на обыск я не успею уже получить.

Эта почти педантичная корректность прозвучала столь странно, что я удивился. Впрочем, в последний год войны ФБР могло позволить себе соблюдение законов вплоть до последней буковки по отношению к противнику, даже шпиону.

— Поезжайте спокойно, — сказал я. — Вас наверняка обрадует то, что вы там обнаружите.

— В этом я не сомневаюсь. Коннели по телефону дал указание на проведение обыска в моем номере.

— Сейчас я покину вас ненадолго, — произнес он, вновь обращаясь ко мне. — Продолжим допрос в моем кабинете.

Выходя, он кивнул мне и своим сотрудникам.

— Мне очень неприятно, — проговорил Нельсон, — но мне нужна ваша рука.

Я протянул свою правую руку, и он защелкнул ее вместе с рукой Джилля наручниками.

— Таково предписание, — извинился он.

Мы направились к машине. Народу на площади стало еще больше. Наступал Новый год. На наши головы сыпалось конфетти. Люди смеялись, кричали, дурачились. Новый год должен был обязательно принести мир. Американцы отмечали его заранее. Они хлопали нас по плечам, счастливо улыбались, не замечая даже наручников. Год мира для них уже начался.

Для меня же наступал год моей смерти.

Нельсон сидел за рулем. Я с Джиллем находились на заднем сиденье.

— Сейчас не мешало бы выпить глоток виски, — заметил я.

— Я бы тоже не возражал, — поддержал меня Нельсон.

— Тогда разрешите пригласить вас обоих на рюмочку!

— Но вы же не пойдете в таком виде? — засмеялся Нельсон.

— Снимите на пару минут наручники. Я от вас не удеру!

— Я вам верю, — ответил Нельсон. — Но в моем кабинете тоже найдется чем смочить горло.

Коннели уже ждал нас. На нем был темный костюм и светлый галстук. Он производил впечатление энергичного, предприимчивого человека.

— Добро пожаловать! — поприветствовал он нас. — В голосе его прозвучала ирония, но не ненависть. — Вся Америка сейчас веселится, не подозревая даже, каких усилий нам стоило ваше задержание. В следующий раз не кладите мелочь в нагрудный карман. Ведь этим-то вы себя и выдали.

— Возьму на заметку, мистер Коннели, — отозвался я.

Он похлопал меня по плечу:

— Рад слышать это, дружище Гимпель. Стало быть, он знал и мое настоящее имя.

' — А где Билли? — поинтересовался я.

— Неподалеку. Вы по нему соскучились?

— Нисколечки.

— Вы мне нравитесь, — промолвил Коннели. — Но с вашим другом мне не хочется иметь дело. Вы должны были бы избавить нас от хлопот с ним. Теперь его остается только повесить. — Коннели протянул мне бокал виски. — Выпейте. Вам предстоит долгая ночь и не менее длинный день. Мы сейчас должны устроить вам перекрестный допрос, но обставим его по возможности непринужденнее.

Я подхватил его шутливый тон:

— Перекрестный допрос — очень приятное занятие. Время летит незаметно.

Из гостиницы «Пенсильвания» возвратились двое сотрудников. Они прихватили с собой все мое шпионское снаряжение: деньги, бриллианты, фотоаппараты, симпатические чернила, пистолеты и радиопередатчик с деталями к нему.

— У вас прекрасное собрание, — констатировал Коннели.

Он занял место за своим письменным столом. За его спиной висел вставленный в серебряную раму большой, чуть ли не в полный рост портрет президента Рузвельта. Краски немного потускнели, и в результате создавалось впечатление, что президент потеет. Я стал внимательно рассматривать картину, как вдруг мне показалось, будто Рузвельт подмигнул мне левым глазом.

Коннели повернулся к портрету и улыбнулся:

— Этот господин в курсе дела. Полчаса тому назад мистер Гувер сообщил ему обо всем. Мистер Гувер — директор ФБР. Это вам известно, не так ли? — Он дал мне сигарету и поднес огонь. — Вы не можете жаловаться на недостаток внимания к себе. Особый интерес, который вызываете вы у нас, объясняется, в частности, и тем обстоятельством, что ни одному немецкому агенту не удалось так долго продержаться в нашей стране, как вам.

Встав, он стал ходить по комнате.

— Еще глоток виски? — предложил он. Я кивнул.

— Вы не голодны?

— Я был бы не против перекусить.

— Скажите, что бы вы хотели, и получите, что пожелаете. И не только сегодня. Вы попали в хорошие руки. Когда поедите, мы продолжим разговор. А пока приятного аппетита!

Он подал знак одному из сотрудников, который вывел меня из служебного кабинета штаб-квартиры ФБР в помещение, оборудованное как вспомогательная камера.

— Принесите мне бифштекс с жареным картофелем, мороженое и фужер бургундского. И прихватите немного конфет и пару пачек сигарет.

— Будет сделано, — ответил фэбээровец и осторожно запер за собой дверь.

Присев на нары, я прислушался к разговору, который вели у двери вполголоса двое мужчин. Была уже ночь. На горизонте угадывались вспышки любительских фейерверков. Раздавались взрывы хлопушек, звуки стрельбы из картонных пушек и вой игрушечных сирен. Наступил Новый год.

«С Новым годом!» — поздравил я себя и ударил кулаком по лбу. Ожидая бифштекс, я то испытывал сострадание к самому себе, то насмехался над собой.

В конце концов, мне все равно, будут ли вежливо относиться ко мне или нет, перед тем как казнить. Как бы корректно ни шло расследование, конец был известен. Во всех странах мира за шпионаж во время войны полагалась смерть. Каждый агент это знает. Единственное средство сохранить себе жизнь — это не дать себя схватить.