Я - смертник Гитлера. Рейх истекает кровью - Хельмут Альтнер Страница 47

Меня постепенно клонит в сон. Вокруг меня лишь встревоженные лица людей и больше ничего. На мне по-прежнему форма, и я ощущаю себя среди гражданского населения чужаком, несмотря на то что просто сижу среди них. Для них вскоре все закончится, но кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем я снова обрету покой…

Отталкиваю стул и медленно поднимаюсь с места. Женщина предлагает мне кусок хлеба, но я отказываюсь. Есть мне не хочется, хотя я не ел весь день. Женщина вежливо настаивает, и я откусываю кусок. Неожиданно ощущаю невыносимый голод. Мужчина с перевязанной головой громко стонет. Тело его обмякло, зато боль усилилась, так обычно бывает при ранениях. Женщина рядом с ним по-прежнему плачет и держит его за руку. Свеча стоит на столе в фарфоровом блюдце с золотой каймой, на которое капает воск. Люди в убежище сидят тихо, словно спят. Лишь глаза выдают, что они еще живы. Иногда детский голос просит хлеба, в ответ слышатся усталые слова.

Я иду к выходу, открываю задвижку и распахиваю дверь. Неожиданно подвал заливает слепящий солнечный свет, и я зажмуриваюсь. Затем закрываю дверь, ставлю на место задвижку и медленно поднимаюсь по ступеням. Дверь подъезда открывается с трудом, заблокированная снаружи обрушившейся кладкой. Повсюду по улице валяются огромные обломки кладки и осколки стекла. Путь перегораживает разбитая вдребезги мебель. Повсюду валяются взорванные корпуса ракет, похожие на большие металлические бутылки. Воздух наполнен потрескиванием и вздохами. Я оборачиваюсь и перевожу взгляд на соседнее здание. Ракета пробила чердак и пробуравила огромную дыру вплоть до первого этажа. Охваченное огнем здание полыхает, как факел, трещит и разбрасывает по усыпанной битым стеклом мостовой дождь из раскаленного пепла. Повсюду, куда ни посмотри, горят чердаки домов, которые еще совсем недавно были целы. Буквально на каждом углу крыши домов охвачены пламенем. Над развалинами клубится серый дым, ветер поднимает и несет по улице пыль.

Я возвращаюсь по улице к заводским корпусам. Здесь меня тоже встречает темный дым. От каптерки рядом со входом ничего не осталось, она раздавлена рухнувшим на нее зданием. Вокруг раскатились бочки с горючим, охваченные огнем. Сторож лежит в луже горящей нефти, вокруг валяются корпуса взорванных ракет, на этот раз не такие большие и толстые. Мне уже довелось побывать под их огнем. Мы называем это оружие «сталинскими органами». Горящая нефть порождает густой дым, от которого слезятся глаза. Здесь ни за что не пройти. Огнем охвачена вся улица, и даже асфальт раскаляется докрасна.

Я поворачиваю в сторону в надежде отыскать другой вход на заводскую территорию. Жители стоят перед горящими домами и пытаются оттащить подальше от огня кое-что из мебели и домашних вещей, отчего на улице вырастают настоящие баррикады. На несколько секунд в одном из зданий среди языков пламени мелькает лицо какого-то мужчины. Судя по всему, он пробрался в горящий дом в надежде спасти кое-какие вещи из своей квартиры на первом этаже. Я нахожу другой вход — он недалеко отсюда, буквально за углом. Ворота открыты, и я вхожу внутрь. Здесь тоже повсюду валяются ракетные снаряды, некоторые впились в землю. То здесь, то там горят трава или асфальт. Посередине газона воронка, из которой, словно ящик с красками, виднеются цветные коробки. Я шагаю мимо деревьев и пытаюсь отыскать взглядом вход в убежище под цехами, где мы провели предыдущую ночь. Чтобы срезать путь, иду прямиком через грязные цеховые помещения, цех за цехом, и все смотрю, смотрю. Но они все одинаковы — серые, унылые, с выбитыми стеклами. Я пересекаю каменное пространство пола, словно я в лабиринте и не в состоянии отыскать выход.

В некоторых цехах стоят исполинские прессы и химические ванны, в которых затвердевают соли, и печи с открытыми дверцами. Вокруг меня все мертво и пусто. Постепенно мне становится страшно посреди всей этой гигантской техники. Мои шаги гулким эхом отдаются по металлическим пластинам пола, которое затем отскакивает от стен, и так все дальше и дальше. Заводские корпуса неотличимы друг от друга, как снаружи, так и изнутри. Я оставляю поиски и поворачиваю назад. Но, оказывается, отыскать обратный путь ничуть не легче. Завод — он как город в миниатюре, город внутри другого города, Берлина.

Из лабиринта переходов мне помогает выйти запах дыма. Я возвращаюсь к горящим бочкам и заблокированному выходу, который я обхожу стороной, и вновь оказываюсь на пустынной, словно вымершей улице. На мосту по-прежнему застыл брошенный пулемет. Рядом с ним нет никакого солдата. Такое впечатление, что никому ни до чего нет дела.

Я останавливаюсь на мосту. На другом берегу раздается несколько выстрелов. Захожу в угловой дом, на котором болтается вывеска пивной, с опаской ныряю под балкон, который того и гляди обрушится на меня, после чего пробираюсь через завалы битого кирпича в подвал, в том месте, где частично обрушилась крыша. Подвал рядом с берегом Хафеля превращен в настоящую крепость, в стенах устроены бойницы, а сами стены укреплены железнодорожными шпалами и деревянными балками. На полу панцерфауст и миска, рядом деревянная скамья с грязными подушками. Мне кажется, что я вижу на них пятна крови. Бойницы обращены к мосту. Они приличных размеров, в них можно легко просунуть панцерфауст. А вот солнечный свет в них почти не проникает, отчего в помещении стоит полумрак. Что происходит на улице, тоже почти не видно. Просматриваются лишь подступы к мосту, светлый куб бомбоубежища на другом берегу и частично — противотанковое заграждение на другом конце моста.

Так тихо, что недолго и уснуть. Достаю из вещмешка ветошь и принимаюсь чистить винтовку и пистолет. Иногда на той стороне гремит выстрел, но мне это не мешает. Затем где-то рядом начинает громыхать — не иначе, это вновь проснулись «сталинские органы». Судя по всему, враг ведет огонь из Шпандау. Неожиданно на набережной взметаются языки пламени. Они устремляются к домам и грозят проникнуть в бойницы. В воздухе вновь раздается рев, словно над крышами бушует ураган. Неожиданно рядом со мной гремит взрыв, и я бросаюсь назад. Затем становится темно, и я лишь чувствую, что до колен моим ногам больно, словно они охвачены огнем. Что-то ударяет меня по голове. Мне трудно дышать, я ощущаю на языке песок, моя голова раскалывается от боли. Сердце сжимают железные тиски, и я теряю сознание.

Я снова прихожу в себя. В ногах по-прежнему острая боль, в голове гудит. Медленно ощупываю ноги и пытаюсь ими пошевелить, но упираюсь в камни и груды битого кирпича. Оказывается, мои ноги по колено в земле. Я пытаюсь высвободиться из-под каменной груды, но она не отпускает меня. В помещении темно, и я не знаю, как отсюда выбраться. Вполне возможно, что выход отсюда погребен под завалами. Я осторожно наклоняюсь и начинаю убирать камень за камнем, отчего помещение наполняется звуками. Постепенно мне удается высвободить ноги и даже ими пошевелить. Ну, все, кажется, я свободен. Перебираюсь через груды завалов, и каждый шаг болью отдается в ногах. Тьма вокруг кромешная, а у меня в кармане не осталось ни одной спички. Медленно перемещаюсь в одном направлении и вскоре упираюсь в стену. Двигаюсь вдоль нее на ощупь, словно слепец. Кажется, что моя голова вот-вот взорвется от боли. Сажусь и пытаюсь взять себя в руки. Затем встаю и вновь пытаюсь идти, нащупывая перед собой путь. Но моя рука натыкается на пустоту. Должна же эта стена когда-нибудь закончиться? В следующее мгновение неожиданно оказываюсь у двери. Я бросаюсь на нее, но она, похоже, заперта. Сквозь щели струится слабый свет. Приближаюсь к двери, вытянув перед собой руки, нащупываю задвижку и тяну. Дверь резко подается, и я падаю назад. В соседнем подвале свет льется сквозь дыру в потолке. Моим глазам требуется время, чтобы к нему привыкнуть. Медленно поднимаюсь и смотрю на свои ноги. Мои штаны порваны в нескольких местах, и сквозь эти дыры белеют подштанники. Ощупываю голову — ага, а вот и свежая рана, мои волосы в крови и пыли.