Письма с Прусской войны - Денис Сдвижков Страница 46

В основном же при форс-мажорных обстоятельствах вроде потери экипажа или плена младшие офицеры полностью зависят от поддержки родных (№ 27, 108, см. комментарий к № 17) ^[573]. Но и при более высоком статусе просьбы домой «панукать аб денгах» (№ 42) стандартны: на жалованье из‐за дороговизны не могут содержать себя не только обер-, но и штаб-офицеры Заграничной армии.

Офицерское жалованье [в РИА], — пишет австриец, — чрезвычайно скромно. Жить на него в наших землях невозможно. Почему приходится разрешать каждому [офицеру] брать с собой в поле необходимый для хозяйства провиант из расчета на 4 и даже 5 месяцев, вместе с требующимися для его перевозки телегами ^[574].

Отсюда, понятно, обозная неразбериха и «эксцессы» с местными жителями. Петербург признает проблему, но на системное ее решение — повышение жалованья находящимся в заграничном походе, как это практикуется в других армиях, а иногда (в Рейнском походе 1748 г., например) и в РИА — не пойдет и будет ограничиваться временными паллиативными мерами ^[575]. Неудивительно, если поручик из молотильной команды честно признается хозяину-пруссаку, что при представившейся возможности сам бы отнял у него муку (№ 115).

Примеры обратные, когда служащий офицер отправляет деньги домой, встречаются существенно реже. Судя по нашему корпусу, это скорее характерно для остзейского дворянства. Про Томаса/Фому Дица (№ 102–103), выходца из семьи протестантских пасторов, не имевшего наследственного имения, П. И. Панин писал своему брату Никите: «Не имея ничего, кроме жалованья, содержит жену с семью детьми» ^[576]. Деньги домой отправляют не только генералитет и высшее офицерство (генерал-майоры Карл Нотгельфер — тоже, кстати, «пасторский сын», Петр Гольмер, полковник Петр Девиц), но и унтер, капрал или бомбардир (№ 92, 104).

Финансовые трансферы в армейской среде регулируются, судя по письмам, несколькими способами. Во-первых, при помощи заемных (вексельных) писем ^[577]. Потребность в кредите у офицеров возникала еще до баталии (как у поручика 1‐го Мушкетерского полка ОК Ф. Ф. Севастьянова, занимающего деньги на марше в Торуни). Тем более она возросла после Цорндорфа, с необходимостью вновь приобретать все необходимое из потерянных при баталии экипажей (ни о какой компенсации со стороны государства речи не шло). Известно, что традиционно в России денежно-кредитные операции не были ограничены представителями купеческого сословия или иных социальных групп; дворянство, в частности, было в них вовлечено весьма активно ^[578]. Сообразно обстоятельствам на марше, составлялись простые долговые расписки, естественно не на гербовой бумаге, не заверяемые и не требующие поручителей. Образец приложен в письме И. П. Стрежнева жене: это заемное письмо упомянутого Ф. Ф. Севастьянова и его расписка в получении денег (половина третного жалованья по штатам 1756 г., 20 рублей) (№ 63–64). Предъявив такие документы, выданные в долг суммы получали близкие родственники заимодавцев, как правило жены или братья.

Вексельный оборот использовался частично и для финансирования Заграничной армии из казны через голландских банкиров с платежом в Данциге. Впрочем, падение курса и уплата процентов заставляло посылать и деньги «натурой» (к Цорндорфской баталии при армии имеется внушительная сумма 1,3 млн рублей) ^[579]. Заимообразно осуществлялось также предоставление денежных сумм пленным: в 1758 г. Фермор занял 500 червонных флигель-адъютанту короля Фридриху Вильгельму Карлу гр. фон Шверину, захваченному при Цорндорфе, ту же сумму мать Шверина должна была для раздачи пленным русским офицерам. Наоборот, русским пленным предоставляет 600 дукатов английский посланник при Фридрихе II Эндрю Митчелл, и эта сумма заимообразно выплачивается английскому посланнику в Петербурге Роберту Мюррею Кейту ^[580]. Со ссуд цорндорфским пленным в Берлине начались и сношения с Россией известного купца Гоцковского ^[581], чья коллекция составит основу Эрмитажа.

Заем/трансфер денежных сумм мог оформляться и менее формально, без пересылки расписок по простому требованию заимодавца в его письме. Кипучую деятельность такого рода мы видим в случае Петра Девица, что обусловлено его полковничьей должностью в Архангелогородском драгунском полку (№ 104). По пересылаемым жене спискам с выданными им своим офицерам суммами (более 800 рублей) заметно, что «отец солдатам» имел широкие возможности для поддержания своего финансового благополучия и становился кредитором не только для полкового офицерства, но и для нижних чинов (Девиц выдает в том числе 40 рублей унтер-офицеру).

Подобным образом был организован не только трансфер денег в армию, но и в обратном направлении: генерал-майор артиллерии Нотгельфер получает от своих подчиненных деньги, которые его жена затем должна выдать в Риге их женам (№ 92).