Генерал Деникин - Владимир Черкасов-Георгиевский Страница 45

– Э, что там говорить! Приедете, князь, в Варшаву и попадете в руки Пузыревского как другие.

На первом же штабном заседании в Варшаве князь был сух, а на выдвинутое Пузыревским решение рассматриваемой проблемы раздраженно среагировал:

– Я хочу знать историю вопроса.

– Слушаюсь! – отчеканил Пузыревский.

На следующий день во дворец к Имеретинскому потащили груды дел, из которых Пузыревский взялся часами докладывать. Неделю князь это выдерживал, пока не махнул рукой.

Так что под началом очень симпатизирующего Деникину этого генерала прямого дела у Антона Ивановича было маловато.

20 февраля государь издал манифест, развивающий общие принципы, провозглашенные 17 октября. В нем указывалось, что за императором остаются все права, кроме тех, которые он разделяет с Госдумой и Госсоветом, состоящим наполовину из назначенных, наполовину – из выборных членов. В марте были обнародованы временные правила о союзах и собраниях и начались выборы в Думу.

В апреле в Царском Селе обсуждали проект Основных законов страны. Самой спорной явилась 4-я статья проекта: «Императору Всероссийскому принадлежит верховная самодержавная власть», – в то время как в прежнем тексте значилось: «самодержавная и неограниченная».

Государь высказался:

– Вот – главнейший вопрос… Целый месяц я держал этот проект у себя. Меня все время мучает чувство, имею ли я перед моими предками право изменить пределы власти, которую я от них получил… Акт 17 октября дан мною вполне сознательно, и я твердо решил довести его до конца. Но я не убежден в необходимости при этом отречься от прав и изменить определение верховной власти, существующее в статье I Основных законов уже 109 лет. Может быть обвинение в неискренности, не к правительству, но ко мне лично? Принимаю на себя все укоры, но с чьей они стороны? Уверен, что восемьдесят процентов народа будут со мной. Это дело моей совести, и я решу его сам.

Весьма заблуждался государь об отношении к себе его народа, как и собравшихся в этой дворцовой зале. Совещание необычайно взволновалось. Первым среагировал премьер граф Витте:

– Этим вопросом разрешается все будущее России.

– Да, – сказал император.

– Если ваше величество считаете, – продолжил Витте, – что не можете отречься от неограниченной власти, то нельзя писать ничего другого. Тогда нельзя и переиздавать Основные законы.

Вставил граф Пален:

– Я не сочувствовал семнадцатому октября, но оно есть. Вам, государь, было угодно ограничить свою власть.

М. Г. Акимов:

– Если сказать «неограниченная» – это значит бросить перчатку. Если изданные законы губят Россию, то вам придется сделать coup d'Etat. Но теперь сказать это нельзя.

Члены Государственного Совета Сабуров, граф Сольский и Фриш высказались в том же смысле.

Великий князь Николай Николаевич произнес:

– Манифестом 17 октября слово «неограниченная» ваше императорское величество уже вычеркнули.

Его поддержал П. Н. Дурново:

– После актов 17 октября и 20 февраля неограниченная монархия перестала существовать.

– Вычеркнув «неограниченная», оставить «самодержавная», – предложил князь Оболенский.

Государь резюмировал:

– Свое решение я скажу потом.

Обсуждали проект еще два дня. В заключение совещания граф Сольский обратился к императору:

– Как изволите приказать: сохранить или исключить слово «неограниченная»?

Государь ответил:

– Я решил остановиться на редакции Совета министров.

– Следовательно, исключить слово «неограниченная»? – уточнил граф.

– Да, исключить, – подтвердил государь.

Так появились Основные законы, Конституция 1906 года, в какой высоко осуществился либеральный принцип разделения властей. Ее кредо на 90 с лишним процентов легло в Конституцию Российской Федерации конца XX века.

Очевидно, с тех дней царскосельского совещания императора Николая II стала мучить мысль, что «изменил пределы власти», ниспосланной ему Богом, хотя перед заседателями он упомянул лишь своих предков. То был первый надлом, приведший через одиннадцать лет и к отречению. Поступил-то государь так вопреки велению совести – он относился к самодержавию религиозно.

Как в самом начале XX века, так потерпит фиаско либеральная доктрина в России и в его самом конце. И на этот раз ее, подобно царскосельским заседателям, представят внутренне чуждые ей люди, также, уже не «конституционно-монархически», а «демократически», используют в своих политических целях…

Вскоре была отставка Витте с «его» министрами, «пробившими» либеральную Конституцию. И либералы же в своем журнале «Свобода и Культура» писали: «Граф Витте – совсем не реакционер, а просто человек без всяких убеждений…» Все было, как всегда, «просто» в России-матушке до поры, до времени.

П. Н. Милюков, лидер конституционно-демократической партии (кадетов), которая ближе всех отражала политическое мировоззрение Деникина, в резолюции своего партийного съезда уже возглашал:

«Накануне открытия Государственной Думы правительство решило бросить русскому народу новый вызов. Государственную Думу, средоточие надежд исстрадавшейся страны, пытаются низвести на роль прислужницы бюрократического правительства. Никакие преграды, создаваемые правительством, не удержат народных избранников от исполнения задач, которые возложил на них народ».

Витте успел скомпрометировать очередным «безволием» императора. В ответ на январское требование Совета министров принять суровые меры «против попыток пропаганды к нарушению военной службы» государь накладывал резолюции – «применения к мятежникам самой решительной репрессии», провидчески отмечая, что «каждый час промедления может стоить в будущем потоков крови». Такие царские резолюции Витте прятал под замок в свой письменный стол, чтобы не раздражать «общественность». Это в то время, когда, например, в Курляндии, в Газенпоте революционеры сожгли заживо солдат драгунского разъезда.

Зато на смену Витте, сменив «промежуточного» И. Л. Горемыкина, в июле 1906 года пришел Председателем Совета министров Петр Аркадьевич Столыпин, совместив этот пост с должностью министра внутренних дел. Преданный императору монархист, он в день роспуска I Думы, высказался в своем циркуляре:

«Открытые беспорядки должны встречать неослабный отпор. Революционные замыслы должны пресекаться всеми законными средствами… Борьба ведется не против общества, а против врагов общества. Поэтому огульные репрессии не могут быть одобрены… Старый строй получит обновление. Порядок же должен быть охранен в полной мере».

Деникин, разочаровываясь в близорукой партийной политике кадетов, приветствовал это и другие столыпинские назначения. Полковник, такой же решительный, напористый, как новый премьер, с огромным пиететом будет следить за его деятельностью.