1812. Великий год России - Николай Троицкий Страница 44

Так писал о тех днях А.С. Пушкин.

Русские армии не сразу пришли в ответное движение. Александр I уже 25 июня отбыл в Свенцяны, но Барклай оставался в Вильно еще три дня. Он уточнял численность войск противника, прежде чем решиться на отступление, затем определил пути отхода своих корпусов и 27 июня отправил курьера к П.И. Багратиону с директивой: отступать на Минск для взаимодействия с 1-й армией (26. Т. 13. С. 156). Только 28-го, когда французский авангард уже подступил к Вильно, Барклай вывел из города свои главные силы и сам покинул город, всем своим видом подчеркивая при этом, что он ничего не боится и никуда не торопится: «Остановился на крыльце, посмотрел направо и налево… потом, не спеша, вынул часы, взглянул на них, а засим, не торопясь, сошел с крыльца, сел в карету» ^[372].

Буквально через час после того, как вышел из Вильно русский арьергард, вошел в город авангард французов. Наполеон из демагогических соображений доверил честь первым вступить в древнюю столицу Ягеллонов полку польских улан под командованием кн. Д. Радзивилла. В тот же день въехал в Вильно и сам император. Жители города встретили его «с меньшим энтузиазмом, чем он того ожидал» ^[373]. Собственно, «энтузиазм и радость», по воспоминаниям Ф. Гржималы, проявляли только шляхтичи, которые ждали от Наполеона восстановления Польши и, глядя на него с наивным восторгом, думали: «Как прекрасно призвание человека, идущего освобождать порабощенную нацию» ^[374].

28 июня Наполеон мог уже подвести итоги Виленской операции. За 3 дня он продвинулся на 100 км, занял огромную (и в глубину, и по фронту) территорию. Его гвардейцы хвастались, что 15 августа (день рождения императора) они отпразднуют в Петербурге ^[375]. Император, однако, досадовал на то, что свою главную задачу — разбить Барклая и Багратиона в приграничных сражениях — он не решил. Багратион уходил из-под удара войск Жерома Бонапарта, а Барклай уклонился от сражения с самим Наполеоном.

«Потерять надежду на большое сражение под Вильно было для него все равно, что нож в сердце», — писал о Наполеоне А. Коленкур (19. С. 88). Впрочем, даже теряя надежду, Наполеон не терял головы. Он выработал новый план с хорошими видами на разгром армий Барклая и Багратиона порознь. Против Барклая, который отступал через Свенцяны к Дриссе, Наполеон 29 июня послал кавалерийские корпуса Э.-М. Нансути и Л.-П. Монбрена под общим командованием И. Мюрата, пехотные корпуса Н.-Ш. Удино и М. Нея и две дивизии из корпуса Л.-Н. Даву. Эти войска должны были настигнуть армию Барклая и сковать ее действия своей активностью, пока не подоспеют и не решат исход операции главные силы Наполеона. В то же время Даву с тремя пехотными дивизиями и кавалерийским корпусом Э. Груши получил приказ идти на Минск, преграждая Багратиону с севера путь к соединению с Барклаем, а Жером Бонапарт с корпусами Ю. Понятовского, Ж.-Л. Ренье и Д. Вандама должен был ударить по Багратиону с юга и взять таким образом его армию в клещи (43. Т. 23. С. 545, 547–548). Для успеха этой операции Наполеон 30 июня потребовал от Жерома действовать «с величайшей активностью» (41. T. 1. С. 73).

Сам Наполеон надолго (до 16 июля) задержался в Вильно. Здесь он не только создавал органы управления Литвой, решал политические, социальные, хозяйственные дела своей империи, но и координировал отсюда действия всех соединений «Великой армии», будучи уверен, что русские не уйдут, по крайней мере без существенного урона (7. Т. 3. С. 515).

1-я русская армия 11 июля сосредоточилась в Дрисском лагере (26. Т. 15. С. 9). Она сохраняла высокую боеспособность, но в руководстве ею обозначились неурядицы. Александр I, приехав в армию, не объявил, что «главнокомандующий оставляется в полном его действии», и, таким образом, как предписывало на этот случай «Учреждение для управления большой действующей армией», фактически сам стал главнокомандующим. Он и говорил своему статс-секретарю еще в октябре 1811 г., что «в случае войны намерен предводительствовать армиями» ^[376]. Однако война началась так, что Царь усомнился, надо ли ему и сможет ли он «предводительствовать». Поэтому он повел себя двойственно: «выставлял как главнокомандующего» Барклая, доверив ему «делать все распоряжения от своего имени», но «в случаях, не терпящих отлагательства», распоряжался сам ^[377]. Хуже того, многочисленные советники Царя, завсегдатаи его Главной квартиры, которые, по выражению Л.Н. Толстого, «ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости» ^[378], тоже вмешивались в дела командования.